«Если ты напишешь правду, я позволю тебе жить», — пообещал Мартин, не собираясь выполнять обещанное.
Скорее всего, Велье ему и не поверил, но что он мог сделать, оказавшись в тисках темной магии?
он умолял пощадить сына. Мартин пообещал. Ему вообще было несложно обещать многое, у него был прекрасный учитель — принц Эдвин. Вот уж кто мастер забытых обещаний! Впрочем, это было неважно.
Важным было то, что он выполнил задание и теперь возвращался домой, во дворец, неся у сердца сложенный вчетверо лист бумаги.
Проезжая мимо чьей-то открытой повозки, Мартин поймал заинтересованный взгляд сидящей там женщины. она была молодой, привлекательной брюнеткой, и Мартин мимоходом подумал, что, ежели она направляется ко двору, с ней можно будет свести знакомство. Ведь, вопреки слухам, что упорно ходили по дворцу, женщины ему нравились, даже очень.
Странное это было ощущение, но Мартин чувствовал себя умиротворенным. Этому состоянию не мешал даже запутанный шепот тьмы, который Мартин никогда не пытался понять. Попробовал пару раз вслушаться, но затем сам себе запретил: чем больше стараешься разобрать, что она там шепчет на границе сознания, тем больше запутываешься. так недолго и себя потерять…
«Даже если сам себе и не принадлежишь».
он полагал, что вернется во дворец к вечеру. И, проезжая мимо единственной на этом отрезке дороги таверны, решил завернуть и перекусить. Собственно, таверна здесь была весьма востребованной, в нее заглядывали многие, и Мартин не стал исключением. Когда припекает солнце, и ты несколько часов пробыл в седле, начинает хотеться пропустить кружку холодного морса и немного размять спину.
Подумав немного, Мартин направил коня прочь с дороги, затем спешился и, оставив благородное животное у коновязи, отправился в обеденный зал.
В том, что таверну поставили в удачном месте, сомнений не было: с трудом отыскав свободное место, Мартин втиснулся между здоровяком и милейшей на вид матроной. тут же к нему подбежал мальчишка, спрашивая, что угодно господину.
Господину было угодно суп с телячьими почками и кувшин холодного морса.
Когда мальчишка унесся прочь, грохоча деревянными башмаками по полу, Мартин устроился удобнее, оперся локтями о край стола и задумался.
Признание герцога Велье решало все проблемы Эдвина Лоджерина и полностью обеляло его в глазах подданных — если какие-либо вопросы вообще возникнут. Мартин даже хихикнул, вспоминая, как потрясен был герцог, когда обнаружил в собственной спальне неведомо как попавшего туда Мартина, как пытался кого-то позвать — пока не понял, что худощавый молодой человек обладает властью куда большей, чем он сам.
«Пощади моего сына, он хороший мальчик, и он болен».
«Знаем мы этих ваших больных мальчиков», — подумал Мартин тогда и приказал записать признание.
…Перед ним поставили глиняный кувшин, вспотевший в тепле, и кружку. Мартин налил себе морса, с удовольствием выпил. Клюквенный морс напоминал ему далекое детство, огрызки которого он сохранил в памяти. матушка готовила морс, ставила большой чан на лед, и оттуда можно было черпать, сколько хочешь — кривым жестяным половником.
так вот, сын…
оставив то, что часом раньше было могущественным герцогом, Мартин спокойно вышел из герцогской спальни и пошел искать Велье-младшего. Его не заботило то, что его увидят и убьют: Мартин умел отводить взгляды так, что оставался незамеченным. И он-таки нашел герцогского сыночка беззаботно спящим в кровати.
несколько минут Мартин с интересом рассматривал того, кто мог бы стать королем: он был моложе самого Мартина, белокурый, с рыжим отливом, волосы вились пружинками, но какой-то чересчур уж бледный. нахмурившись, Мартин простер руку над спящим — он иногда так делал, когда в чем-то не мог разобраться, полагаясь на тьму — и внезапно понял. Герцог не солгал: мальчишка и в самом деле болел, его внутренние органы были в язвах, и даже удивительно, что он мог вот так спокойно спать. Хотя… сон ему дарило дурманящее снадобье.
Мартин, все еще стоя над постелью, вспомнил Эдвина, пышущего здоровьем… Это будет милосердно, убить во сне того, кто и так скоро умрет.
А затем почему-то наклонился и потряс юношу за плечо. мир накренился и полыхнул яркой вспышкой.
… — Господин, что с вами? Вам плохо?
над ним… потолок с закопченными балками. Испуганные лица, незнакомые. Мартин покрутил головой, не понимая… что случилось? Почему он на полу? Почему такая резь в желудке?
И на границе сознания захохотала тьма.
— Я…
Его стошнило, он едва не захлебнулся, а потом, когда увидел, заорал в голос: рвало его кровью, страшно, с черными сгустками. И боль… Внутрь как будто раскаленных углей насыпали.
— Да его же отравили! — крикнул кто-то.
— не может быть! — выдохнул Мартин, все ещё не понимая.
А потом внезапно понял. Фрагменты мозаики вдруг стали на места, и все сделалось ясным, как день. он стал неудобным для Эдвина.
«Я не хочу… не хочу умирать», — подумал Мартин.
Сознание медленно гасло, и ему казалось, что он тонет в сумерках, хотя сейчас должен был быть день.
— Лекаря, зовите лекаря! — надрывался кто-то над ним, но Мартин уже знал, что лекарь и не успеет, а если бы успел, то все равно бы не помог.
Шепот тьмы сделался громче, он завораживал, притупляя боль, и Мартин невольно вслушался — хотя всегда знал, что это бесполезно.
«ты ведь не хочешь умирать? Я тебе помогу».
— А плата? Чем… заплатить? — прохрипел он едва слышно.
Боль сводила с ума, и ему хотелось только одного — чтобы все закончилось. Пожалуйста… только пусть это прекратится.
но она не ответила. А у Мартина перед глазами замелькали цветные картинки. они проплывали и гасли, словно кто-то гасил разноцветные фонарики, один за другим.
— Кто вы? — юноша сел на постели. А потом внезапно догадался, — вы пришли меня убить, да?
И у Мартина не хватило духу соврать. он кивнул, не отрываясь глядя на бескровное лицо, на потрескавшиеся губы.
— Светлые могут лечить. Почему твой отец не зовет монахов? — спросил Мартин.
наследник герцога Велье пожал костлявыми плечами.
— он звал, несколько раз. мне немного легчало, но потом… все снова.
— Ерунда какая-то, — и Мартин задумался.
В его понимании, не было таких болезней, которые бы не мог вылечить монах. При желании, конечно.
— Я и сам не понимаю, почему так, — сказал Велье-младший, — так вы пришли, чтобы меня убить? А мой отец…
Мартин безмолвно кивнул.
— Хорошо. тогда… сделайте это быстро. Все равно… мне недолго осталось. А так я встречу отца…
— Дурак, — сказал Мартин, — а теперь слушай меня внимательно. ты соберешь побольше золота и уйдешь туда, где тебя не найдут, понял? И будешь… будешь жить дальше. Пока живется.
он еще раз протянул руку, коснулся плеча юного герцога, вливая в него свой Дар, напитанный тьмой. но если раньше тьма Мартина только убивала, то теперь она латала жуткие язвы, поглощая саму болезнь, заставляя здоровую кровь быстрее бежать по венам. И совершенно внезапно Мартин увидел и понял источник странной и неизлечимой болезни этого парня. И рассмеялся. Причиной всему был медленный яд, который подмешивали в питье и который не оставлял явных следов.
тьма вдруг раскрылась, распахнула тонкие, словно стрекозиные крылья, позволяя видеть истинные причины всего происходящего.
Сына герцога Велье всего лишь медленно убивал верный слуга барона Велье, приставленный учителем к юному наследнику.
Потому что, в случае пресечения герцогского рода, все земли его отошли бы его нищему брату.
Который всего-то мечтал о том, чтобы его единственная дочь, его любимая девочка прожила счастливую и безбедную жизнь.
только для нее он все и делал.
И в признании своем герцог Велье написал только ту правду, которую хотели от него услышать. теперь-то Мартин знал, что в тот, последний разговор барон Велье пригрозил своему старшему брату, сказал, что здоровье юного герцога ещё можно поправить, ежели будут возвращены спорные земли. Старый же герцог, сопоставив сказанное и происходящее, попросту сделал правильные выводы и отправил вслед за братом отряд… А потом, подумав ещё немного, избавился и от учителя, тело которого, к слову, так и не нашли, но тьма разоткровенничалась, донесла, что оно в выгребной яме.
