Ещё была Смута! Ещё Алёха помнил Петра Первого, Ивана Грозного и сонм каких-то баб-цариц. Екатерину вот… и вроде бы не одну. Потом была война двенадцатого года… но это уже точно не было средневековье. Надо вот что сделать: разузнать, кто тут на троне. Это же все, наверно, знают? Он с сомнением поглядел на так и скребущего лошадь Лошадника и хотел было спросить его о том, кто сейчас на троне, но вовремя опомнился. Он же вроде как отсюда, значит, подобное должен знать? И спрашивать нельзя. Но как он тогда узнает? Здесь же нет газет и интернета. Чёрт, ну почему это случилось с ним?
Алёха так расстроился, что у него скрутило живот.
– Извините, – вежливо сказал он. Лошадник повернулся и поглядел на него странно, но Алёхе было не до выражения его лица. Тем более в полумраке. – Где здесь туалет?
– Чего? – переспросил Лошадник.
Наверное, он и слова такого-то не знает, сообразил Алёха. Может быть, у них тут туалеты как-то по-другому называются? А как?
– Ну… – Алёха замялся. – Мне это надо… в туалет. Посрать, – нарочито грубо сказал он.
– И чего? – непонимающе спросил Лошадник, и Алёха почувствовал, как его лицо заливает краска.
– Ну… а где? – выдавил он из себя.
– Там, – Лошадник махнул рукой куда-то в сторону, и Алёха, пятясь, отошёл немного, развернулся и почти что выбежал из сарая.
Ничего похожего на туалет типа дачного деревянного домика Алёха не обнаружил. Пришлось вернуться в дом – ну где-то же он должен был быть! Так же быть не может, чтобы туалета вообще не было! Откуда-то ведь выплескивали все это в окно?
Туалет нашёлся в комнатке на первом этаже. Алёха едва добежал – и, захлопнув дверь, очутился в полной темноте. Конечно! Электричества-то нет! Лампу или свечку он с собой не взял, бежать же и искать их было уже поздно: кишечник настойчиво требовал опорожнения. В конце концов, зачем ему свет? Что он, промахнётся?
Промахнуться Алёха не промахнулся, но сперва еле стянул штаны, запутавшись в завязках, которые оказались почему-то на боку, а затем и вовсе столкнулся с неожиданной проблемой: никакой бумаги в туалете не было. Он обшарил всё, что мог, потом даже приоткрыл дверь и осмотрелся в слабом свете – не было. Вообще не было, ничего, даже пустой ёмкости какой-нибудь.
И что делать? Что ему, чёрт возьми, делать с грязной задницей?
Он чуть не разревелся. Почему он здесь, за что, за что?! И что теперь делать? Лучше-то не будет – только хуже. Вот сейчас он выйдет – а где руки мыть? А негде! Подхватит какую-нибудь заразу и помрёт…
К счастью, в кармане отыскался то ли платок, то ли какая-то тряпка, Алёха разбирать не стал. Так что в этот раз он выкрутился, но ведь это только в этот раз. А что делать в следующий? Как они вообще тут это делают? Так и ходят с грязным задом?
Натянув штаны и подвязав их, Алёха вышел и с тоской огляделся: ничего похожего на раковину или что-нибудь похожее тут не наблюдалось. Не то чтобы он был особенным чистюлей, но вот именно сейчас руки ему отчаянно хотелось вымыть.
И вдруг он вспомнил. Зола же! Ей же раньше мылись! То ли в книжке читал, то ли в детстве в кино видел. Зола тут точно есть – тут же есть камин? Плита? Печка, наконец? Жаровня! Кстати, он ведь должен принести её. Вот заодно и руки вымоет, и жаровню принесёт.
Где только её взять? Где это – «где обычно»? Где вообще может быть жаровня? И, наверно, угли? Кстати, как её нести? Не руками же хватать? Да господи, за что ему всё это?! Лучше бы он сейчас диплом писал – сидел бы себе на диване с ноутом да и писал спокойно… и чай бы пил… а тут…
Алёха даже выругался – тихо. Но деваться было некуда: ни зола к нему сама не приползёт, ни жаровня не найдётся.
Камин, по счастью, отыскался быстро: вещь не мелкая, не спрячешь. Золы с углями в нём было предостаточно, и рядом даже обнаружились совок и кочерга, но вот ничего похожего на гриль (жаровня, рассудил Алёха, должна быть на него похожа) поблизости не имелось. Поплевав на руки, Алёха извозил их в вытащенной и остуженной золе, затем вытер о штаны – те всё равно были такими грязными, что это им уже не повредило, и продолжил поиски жаровни.
– Ты что здесь шатаешься? – услышал он в какой-то момент сердитый женский голос и, обернувшись, увидел невысокую и плотную тётку в чём-то невнятно-тёмном, чем-то напомнившую ему соседку, что выгуливала в хорошую погоду свою болонку прямо около подъезда. Во всяком случае, смотрела она на Алёху с такой же неприязнью.
– Ищу жаровню, – буркнул он.
– Тут? – изумилась тётка и добавила с таким видом, словно объясняла Алёхе, что кастрюли следует искать на кухне, а не в спальне: – В кладовой она.
– А где кладовая? – спросил он с досадой.
– У кухни, – тётка оглядела его с ног до головы и тяжело вздохнула.
– А где кухня? – Алёха начал злиться. Что она с ним разговаривает, словно с ненормальным? Откуда ему знать, где эта кухня?
– На чердаке, – буркнула тётка и, покачав головой, сделала Алёхе знак идти за ней.
Вместе с жаровней, похожей на плоский железный ящичек на ножках, Алёхе была вручена и тряпка, что отчасти примирило его с неприветливой тёткой. Углей он нагрёб в камине и, довольный, отправился наверх, надеясь, что сегодня ему больше ничего не поручат и, может быть, даже дадут поесть, а потом он попробует наконец-то заснуть.
Жаровня была тяжёлой. Не то чтобы Алёха в своей жизни ничего тяжелее Беньки не таскал, но Бенька был свой, родной, живой и теплый. Жаровня же была металлической, неудобной и весила, как начало казаться Алёхе, как десять Бенек разом. Руки уже порядком тряслись, и Алёха, прежде чем войти в комнату, поставил жаровню на пол и сел рядом с ней, решив ещё пару минут подумать о своей нелегкой судьбе.
К примеру, где раздобыть пару сральных тряпочек, если его к утру не отпустит. Почему-то все прочее на фоне этого бытового беспредела казалось каким-то слишком уж незначительным. Ладно, лошади, но зад-то чем вытирать?
За дверью что-то глухо стукнуло, а потом послышался голос Мужика-с-хлыстом. Говорил он тоскливо, словно кому-то жаловался:
– Трудно без Збыша нам будет. Верный слуга.
– Как же он мог так? – спросил другой голос, более молодой и явно принадлежавший человеку, который привык требовать от других отчета.
– Так и мог, граф. Как от Кампаны скакал, а дорога неблизкая, так ночью в лесу конь загнанный и споткнулся. Ну и Збыш вместе с ним. Так ведь ещё до меня добрался, но какой там… лежит, охает, не встает. Этот вот, Алох, сын старого отцовского слуги, да только…
Алох? Алёха аж вскинулся от неожиданности. Это его здесь так зовут?
Какой ужас.
– Всё, что делал, так это отцу своему помогал за моим отцом ухаживать. Подай, принеси, на большее не способен.
– Рыцарем твой отец был великим, – важно заявил второй мужик. Алёха назвал его Графом. – Что поделать, что ноги не ходят, зато голова варит. Так зачем взял такого лядащего?
Значит, отец этого мужика был рыцарем. Алёха припомнил все, что о рыцарях знал. Собственно, на ум пришли пара серий «Звездных войн» и Тевтонская битва, что тоже помогло не то чтобы очень. Но то, что Мужик-с-хлыстом был не совсем мужиком, стало ясно.
– Хоть и дурак, но дурак верный, – отозвался хозяин.
– Это верно, Матиш… Так что, выходит, нам ждать?
– Ждать, граф, только ждать.
– И сколько ждать? Сказано было – за три дня до конца месяца.
Ответа Алёха не услышал. Может быть, Матиш, то есть Мужик-с-хлыстом, просто пожал плечами. Но если те двое в комнате ждать могли, то самому Алёхе рассиживаться дольше не стоило. Раз ему доверяли…
Подхватив жаровню, Алёха начал пытаться открыть дверь. Старался он долго, пока Матиш, потеряв терпение, сам не впустил Алёху в комнату. Пытаясь не рассматривать хозяйского гостя – вот это да, у него, оказывается, есть хозяин, но могло быть и хуже, так хоть слуга, а если бы раб? Он не слишком-то похож на юного Скайуокера… – Алёха поставил жаровню на пол и наконец поднял голову.
– На место поставь, – недовольно буркнул Мужик-с-хлыстом… Матиш.
