Я поздоровалась с полугномкой за прилавком и стала гладить котят, краем уха слушая усиленный артефактом-микрофоном голос папы со стороны сцены. Он приветствовал всех на этом офигительно-охренительном празднике, объяснил, в чем его офигительность, позвал на сцену первого претендента на фамильяра, попросил представиться. Микрофон потрещал, потом раздался писклявый срывающийся голос какой-то младшеклассницы, мои ровесники уже давно себе всех призвали, одна я хожу как кит специальный.
Девочка рассказала о себе, папа пожелал ей удачи, потом начался сам Призыв — заиграла музыка и девочка запела, без усиления, но я прекрасно ее слышала — магия Призыва проходила сквозь ауру, как волосы сквозь расческу, это все чувствовали на много километров вокруг, такой эффект дает усиливающий артефакт. Площадь молчала, потом внезапно дружно ахнула и зааплодировала — фамильяр пришел. Папа опять взял микрофон, поприветствовал фамильяра, спросил у девочки, довольна ли она, и знает ли, как называется эта птичка и как за ней ухаживать, девочка рассказывала, вся площадь таяла от умиления, я сжимала зубы и дразнила котят, заставляя их нападать на мою руку, выгибаясь дугой и сворачивая уши рогами.
На сцену поднялся новый эльф, все началось сначала, я пошла гладить совят, уже присматриваясь к следующему прилавку, там стояли грабли и тяпки, но я готова была гладить даже их, лишь бы не идти на площадь.
— Юльк, а Юльк? — я дернулась, напугав совенка, хлопнула своего куратора по груди:
— Задолбал меня пугать!
Он бессовестно улыбнулся, тоже подошел гладить совенка, наклонился ко мне и шепотом сказал:
— Я весь светлый лес обнюхал, и половину дикого, ни одного единорога не нашел, и даже олени ушли подальше, больше там ничего крупного не водится. Может, ты другого кого-нибудь звать будешь?
Я надулась и взяла другую сову, бурча:
— Он обещал, что придет.
Он вздохнул и прошептал:
— Юлька ты Юлька… Ладно, посмотрим. В крайнем случае, обойдешься без фамильяра, нахрена он тебе в Академии. Ты уже собралась?
— Меня собрали, — опустила голову я, — как в той книжке, где домовенку вручили ложку в узелке и на дверь указали. Вот и я такой домовенок.
Он толкнул меня бедром, улыбнулся:
— Да ладно тебе, в Верхнем классно. Там столько народу разношерстного, можно с принцем познакомиться, или с шейхом, или с элементалем, даже с драконом! И тусовки там отличные, все группы знают, что в Верхнем Академия Граней, там учатся богатые наследники, так что любые гастроли начинаются с этого города. И театр там очень достойный, их труппа гастролирует по всему Содружеству, везде аншлаги собирает. И зоопарк там есть, и аквапарк.
— Так говоришь, как будто я туда на каникулы еду, а не на учебу, — я оставила в покое сову, посмотрела на парня — тоже приоделся, рубашка шелковая, штаны поглажены, причесался. Не красавец по эльфийским меркам, но мне понравился, его хотелось потрогать за подбородок и скулы, пощупать брови, они у него внезапно были, а не как у эльфов, угадывались. Он поднял глаза от совенка и мы встретились взглядами, я вспыхнула и отвернулась, опять взяла себе совенка, стала гладить, подняла и понюхала — офигенно пахнет совенок, просто кайф.
Парень рассмеялся, я смутилась и вернула птицу на жердочку, повернулась к сцене — там опять аплодировали и умилялись, очередная птичка прилетела.
— Ну что, пойдем поближе? — спросил парень, я поморщилась:
— Не хочу, они меня бесят.
— Может, ты сову призовешь? Глянь, какая клевая, — он показал мне сову, как будто я ее до этого не видела, сурово посмотрел ей в глаза и спросил: — Сова, ты клевая?
— Угу, — басом ответила сова, я так громко рассмеялась, что на меня обернулось полплощади, я тут же зажала рот рукой и с виноватым видом ссутулилась, эльфы отвернулись, я вздохнула и буркнула:
— Отпусти птицу, она слишком клевая для меня.
— Угу, — повторила сова, он фыркнул и отпустил, взял котенка с соседнего прилавка и тоже протянул мне:
— Может, кота? Кот пушистый, и лапы с пальцами, и зубы есть — все, как ты любишь.
— Он придет, — уже начиная раздражаться, прошипела я, он положил на место кота и приобнял меня за плечо:
— А может, волка?
Я подняла на него круглые глаза, он пожал плечами:
— Меня никто на вашей Грани не видел в волчьей форме, если я буду молчать, меня никак не спалят, у вас магию навьих тварей не изучают, ее нигде не изучают, она семейная. Я обернусь в лесу и выйду к тебе, пусть все офигеют. А?
— А потом что я им скажу? — у меня глаза на лоб лезли, мне бы такое даже в бреду в голову не пришло.
— А зачем им что-то говорить? Фамильяр — существо свободное, захотела — призвала, захотела — погулять отпустила. Буду иногда выводить тебя в свет, чтобы все поахали. Мы завтра уезжаем, ты торжественно погрузишься в поезд в моей шерстяной компании, и на полгода исчезнешь, а на каникулах я тебя обратно привезу, и еще раз всем продемонстрирую свою мохнатую морду. После выпуска из Академии ты вряд ли здесь осядешь, — он осмотрелся, потом посмотрел на меня как-то подозрительно серьезно, понизил голос: — Я так понял, тебе тут не особо нравится?
Я нахмурилась и опустила голову, раздираемая противоречивыми эмоциями, с одной стороны, если ко мне выйдет такой офигенный, здоровенный, лохматый волк, все в осадок выпадут, и потом всю жизнь будут говорить, что я долго не могла провести Призыв, но они-то знали, что это просто мое время еще не пришло, а когда придет, то я получу самого лучшего фамильяра, они предвидели, они всегда в меня верили. А с другой стороны — это обман, и если он вскроется, меня ждет такое общественное порицание, что то, что есть сейчас, ерундой покажется. Но мой офигенный куратор смотрел на меня своими волчьими глазами, и я уже видела, как ухожу с площади, положив руку на загривок красавчика-волка, мое голубое платье будет отлично смотреться рядом с его серо-черной шерстью, все будут в шоке, и никто больше не будет меня дразнить…
Со стороны сцены раздался медоточивый голос Асани, одной из моих псевдоподруг, которые со мной как бы дружили, хотя я знала, что на самом деле они хотели подмазаться к папе, я когда-то подслушала их разговор случайно, и все поняла. После этого я стала гулять с ними реже, а они прекрасно гуляли без меня, только меня и обсуждая — это я тоже подслушала. И лицо у меня в пятнах, и волосы у меня торчат, и ростом я мелкая, и призвать никого не могу, и магия у меня не получается, дал же Великий Создатель такую силищу такой бестолковой мне, какая печаль.
Асани была старше предыдущих выступающих, она должна была призывать фамильяра еще давно, но у нее каждый раз не получалось — то уезжала, то заболела. Она меня раздражала просто ужасно, потому что постоянно выделывалась и изображала из себя святого ангела, даже голос специально делала тихим и певучим, и улыбалась как ребенок, специально, я видела, как она эту улыбку перед зеркалом репетирует. Перед взрослыми она постоянно разыгрывала спектакль одного актера, прикидываясь милой, доброй и туповатой, а перед ровесниками выставляла себя пипец какой умной, как будто знает все на свете, но если вывести ее на дискуссию, то оказывалось, что все знания у нее поверхностные и доказать она ничего не может, еще и присочинить любит, но она это до упора отрицала, а когда заканчивались аргументы, делала загадочный вид, как будто спорить по таким мелочам ниже ее достоинства. Еще она рисовала, посредственно, но много, и писала стихи, и не уставала всем об этом сообщать, как будто это суперважная информация, на любом мероприятии она выступала со своими стихами. Дочери заместителя главы Грани никто не отказывал в двух минутах сцены, так что она влезала на любой праздник, от выставки гигантских тыкв до научной конференции.
Со стороны сцены донесся сюсюкающий детский голос Асани:
— Можно, я прочитаю стих? Я написала специально для этого дня, это для меня очень важно, — и придыхание, как будто она помрет прямо там, если ей отказать. И голос папы:
