не занимать.
Свистел теплый воздух обдува. Даша знала, что его прогоняют через ультрафиолет. Сега бросил Пашу на скамью (голова смешно повисла под своей тяжестью и тяжестью респиратора), повернул голову к Даше:
– Снимай, – прошипел он сквозь зубы. В его глазах были видны сосуды.
Даша кивнула и стала раздеваться. На стене был плакат – она повторяла за нарисованной усталой женщиной: опустила руки во внешних перчатках в дезраствор, намочила полотенце – протерла респиратор – промыла, комбинезон – промыла, обмыла ноги в бахилах – сняла бахилы, внешнюю пару перчаток…
Руки и ноги не слушались – стресс, возбуждение, яростный взгляд Сергея Гавриилыча, но Даша успешно разобрала себя на Дашу, ТОБ [твердые бытовые отходы] и ПОИ [повторно обрабатываемые изделия]. Сергей Гавриилыч же стоял и не двигался.
«Все еще не дышит,» – с неверием и восхищением подумала Даша.
Тем временем Сергей Гавриилыч полил Пашу половиной дезраствора для бахил, перевернул легким движением руки – полил второй половиной:
– А разве так можно?
«Сойдет,» – махнул рукой Сергей Гавриилыч.
– Выйди и включи свет, – прошипел тот.
Даша поняла с полуслова: вышла. С радостью вдохнула воздух «чистой зоны». И вдруг – замешательство: какой свет?
– Сергей Гавриилыч, какой свет? Свет же включен!
– Дура, – пояснил свою просьбу Сергей Гавриилыч.
– А-а-а, этот свет! Простите-простите-прости-ите…
Даша перекрестилась и щелкнула выключателем УФ-излучения. «Отче наш» вспоминался с трудом, но никак иначе помочь своему завлабу в неравной борьбе с агрессивным коротковолновым светом Даша не могла.
Время тянулось медленно, неумолимо медленно. Она решила считать трещины на потолке, но их не было. И она медленно и тревожно, с подавляемым страхом переползала взглядом с плитки на плитку, вдоль диагоналей, которыми были выложены стены и пол.
Наконец, спустя промежуток времени между мгновением и вечностью:
– Выключи, – уже совершенно спокойно сказал Сергей Гавриилович.
И она послушно щелкнула выключателем.
– Не то.
Послушно щелкнула другим.
Вслед за Сергеем Гавриилычем вышел Паша: здоровый, бодрый, чрезвычайно загорелый и абсолютно голый. Он смотрел по сторонам блаженным взглядом, обнял Дашу, по-французски поцеловал ее в подмышку, отчего Даша согнулась и захихикала, распахнул дверь – и вприпрыжку побежал вниз, от всей своей рыжей души обнимая перила.
В воздухе повисла растерянность, неясная тревога и… да, это была тоска. Определенно тоска.
– Забористо, – изрекла Даша.
– Не то слово, – устало кивнул Сергей Гавриилыч. – Я пытался предотвратить переход, но излечив тело, нельзя излечить и душу.
– Излечить?
– Дезинфицировать, – Сергей Гавриилыч тяжело вздохнул, белки его глаз покраснели. Может, от той же тоски, а может, от лопнувших капилляров. – Грибница проросла в мозг через верхние дыхательные пути. Жаль. Еще с одним придется проститься…
А ведь Сергей Гавриилыч был титаном. Ведь он держал на плечах небо, его родила мать-Земля самолично, и он смотрел на людей как дефектное подобие прекрасного, совершенного себя. А Даша не хотела быть свидетелем слез или крови титана. Они – верно, жгучие, как лава, они – верно, первое знамение и главная причина пришествия Апокалипсиса…
Все в мире стало далёким, нереальным. Мысли смешались и сжались, расплющив способность думать, способность думать логически…
«Сон, конечно, сон», – подумала Даша.
Лау снилось, что он бабочка
Или бабочке – что она
Лау?..
Даша сжалась и аккуратно, тактично спросила, опасаясь подтверждения худших ее опасений:
– Он никогда не верил, что СИЗ в теплице – не формальность, а, это… необходимость. Значит, голову с плеч?
– Хуже, – бесстрастно ответил Сергей Гавриилыч.
Он был похож на «Падшего ангела» Кабанеля. Не вполне внешне. Скорее духовно.
– Линчевание?
– Если бы.
– Значит, увольнение?..
– Нет, не настолько жестоко, – Сергей Гавриилыч привычно-демонически усмехнулся. —Всего лишь разложение на плесень и на липовый мед. Культ этого так не оставит: снова на удобрения, снова… Впрочем, грибам это на пользу. Да и какое-то количество гиф успеет вырасти в теплой, питательной среде его тела, но столько с этим будет возни, черт… Ну елки-палки, если бы эти стажеры только были способны носить респираторы, – и он тяжело и обречённо опустился на лавку у стены. Уронил голову на замок сжатых рук.
Он – тень, густая и огромная, пусть и в белом халате.
Даша села рядом. Она не знала, как ободряют титанов, но сказала ласково, как только могла:
– В-вы только не плачьте, Серге…
– Сережа, – хрипло сказал он.
– Сережа, – тихо, как мышь, повторила она. И прижалась к его руке. Выдохнула. – Все будет хорошо, да ведь?
Сергей Гавриилыч оторвал голову от рук, посмотрел на нее, лицо в лицо.
Так близко, так тепло, так радостно, так страшно…
Даша забыла, где у нее легкие и как дышать.
Не к месту вспомнила анекдот про ежика.
Улыбнулась, но не засмеялась —
Даша была сильна духом.
– Значит, не пельменями… – едва слышно сказал Сергей Гавриилыч. Сам себе, не ей.
– Что? – не поняла Даша.
– Да ничего. А тебя ведь тоже на удобрения надо бы, – абсолютно спокойно сказал он.
Анекдот про ежика немедленно забылся.
– А может, лучше в постоянные сотрудники?.. – с надеждой предложила она. – Я согласна на рабство! Даже на сексуальное! Или на грибное?.. Грибо-сексуальное! Только не на удобрения, меня ведь совсем нельзя на удобрения… Мама очень расстроится.
Сергей Гавриилыч задумчиво кивнул. Крайне задумчиво.
– Что ж, Дарья. Хорошо. Пройдемте в душ.
– А тот?..
– Отловят.
– А зачем в?..
– Для дезинфекции ценнейшего из сотрудников. Ну, вдруг он в обморок упадет, а он один, совсем один…
– Вы о вас?
– Я обо мне, – безэмоционально сказал он. И устало добавил, – Халат и одежду, пожалуй, придется сжечь… но потом.
Он опер руки в колени и рывком встал, снова высокий, снова широкогрудый.
– А я точно не умру?.. – осторожно поинтересовалась Даша.
– Обязательно умрешь. Но потом, – философски заметил Сергей Гавриилыч. И добавил, – Не пельменями, хм-м…
Когда Сергей… нет, все-таки Сережа снял с себя лабораторный халат, треники, клетчатую рубашку и майку-алкголичку, Даша окончательно уверилась, что без грибов тут не обошлось. Или грибо-пива. Или хотя бы сна…
Потому как он был прекрасен. От ног до ногтей, пусть один из них, на ноге, был разбит надвое и пожелтел, пусть его кожа была покрыта растяжками у крупных бугров мышц, пусть его ноги заросли волосами от лодыжек и, клином, до пупка – все-таки он был прекрасен. Почти совершенен. Ровно до того «почти», чтобы не стать пластмассово-неправдоподобным – а значит, более-чем-абсолютно прекрасен.
Аполлон греков – вторичен.
Аполлон первобытного человека – истинен:
Прежде всего должен быть сильным, выносливым,
Достойным женщины с широкими бедрами и жирного куска мамонта…
Даша часто думала обо всяком отвлеченном, когда стоило бы приземлиться. Это
