Ну зачем, зачем, зачем ты вляпался в это?! Всё было так прекрасно! Жизнь вошла в самый сок, брак, в который вложено столько труда, расцветал. Ведь надо ценить свой выбор и то, что имеешь, ведь правда? Надо же? Неужели я теперь просто плюну на это? Дела так не делаются, это безответственно, я ведь не такой… Ну да, быть может с хитринкой, отрицать не стану, но и счастью близкого и любимого человека я не враг. Как можно поступать так с Аней? Как можно обманывать её? А как же клятва верности, что я принёс в ту самую пятницу? Артём закусил губу. И чем я только думаю? Я ведь люблю Аню… Точно люблю? Но откуда я это знаю? Потому что обещал? Или потому, что любовь — это не чувство, а действие? Сердце говорит, я её люблю, но не обманывает ли оно меня? Что если это лишь затянувшееся увлечение, что если я люблю только себя? Быть может я вовсе не способен на любовь к другому существу, даже самому чистому и верному? Могу ли я верить себе? Своему сердцу, разуму, рассудку, или всё это иллюзии, сладостный плен? Неважно. Обманывать гадко. Люблю или не люблю, а лгать не стану. Встречусь с этой девкой, пока всё не закрутилось, узнаю её чуть поближе и если это и вправду любовь, а не какое-то наваждение, страсть или просто гормоны, то во всём признаюсь Ане. Попрошу прощение и больше никогда не покажусь ей на глаза. Как же стыдно…
Артём вздохнул. Сердце заныло. Пожалуйста, пусть это окажется лишь увлечением, и всё закончится этим вечером…
Артём снова стал зевать и глядеть на пол, сквозь полуприкрытые глаза. На квадрате персикового света, между шортами, носками и футболкой ползала таракашка, не знающая куда себя деть… Артём так и не узнал решение тараканьей дилеммы и сдался на милость дрёме.
Он проснулся в разбитом настроении, лёжа на полу совершенно голый, всё тёплое и хорошее выветрилось, словно дешёвые духи. Остался голод, холод, страх и чувство собственной неузнаваемости. Грудь болела, на сердце появился рубец и много-много высохшей крови. В жутком похмелье голову просто разрывало, а во рту был сушняк.
Впервые за все тридцать пять лет жизни захотелось по-настоящему сдохнуть. Где это я? Артём стал оглядываться и едва узнал в этих чужих и холодных стенах свою квартиру. Куда делась вся радость и интерес к жизни и почему я чувствую себя таким дерьмом? Мне бы заползти обратно в свою тарелку.
Артём поднялся и стал бессмысленно ползать на четвереньках, что-то искать, что-то, что он утратил и даже не заметил этого. Самому себе теперь казался он жалким, ненужным и таким чужим. Ущербным.
Артём простонал, схватился за голову. Почему я ни хрена не помню?! Он стал дёргать себя за волосы и скулить. Уселся на пол и уставился в одну точку на стене. «Нет, нет, нет, нет, нет, это не я… не мои мысли, не мои чувства… меня не существует!» Он вдруг прорычал и ударил себя по голове. Затем принюхался и заворочал носом. Тёр лицо и думал, а не пьян ли он? Но когда увидел свои руки, эта мысль вылетела из головы. Грязь. Много въевшейся грязи на ладонях. Артём принялся её оттирать и тёр до ломоты в пальцах, но как она была, так и осталась. Он сжал свои руки в кулаки, но не почувствовал силы, словно отлежал. Артём весь озяб и обмяк, его то знобило, то кидало в жар, мышцы поламывало, а на душе становилось всё более мерзко.
Но вдруг в его голове вспыхнула мысль. Аня, она ведь звала его завтракать. Артём попытался было вскочить, но боль в теле воспротивилась, появилось головокружение, в глазах потемнело, и Артём рухнул. В груди беспокойно трепыхалось сердце. Какого хрена со мной произошло?
Артём подполз к столу, выдвинул нижний ящик и достал пыльную пачку сигарет. В ней ещё оставались штучки три и зиппо. Огонёк дрожал вместе с руками, но Артёму всё-таки удалось вставить раковую палочку в рот и прикурить. Одна глубокая затяжка, и дрожь как рукой сняло. Вот оно, маленькое никотиновое чудо.
Всё стало как-то ярче и расплывчатее…
— Артём? Артём?! — Донёсся с кухни голос жены.
И Артём, пьяно улыбаясь, побежал на кухню. И уже на месте обнаружил на себе чистые трусы и влажное полотенце, свисающее на плече.
Аня сидела за обеденным столом, c её чашки валил кофейный аромат, как в какой-нибудь рекламе, а на тарелке ровными кусочками лежал сметанник и бутерброд с сыром и ветчиной.
— Ты опять в одних трусах? А, ну да, носки то, как всегда, надевать не забываешь… — Аня усмехнулась.
А Артём посмотрел на свои ступни и точно, увидел тёмно-синие носки, задумался.
— Ты что, завис из-за моего комментария? Вот же ненормальный! — С улыбкой сказала жена, откусила бутерброд и запила глотком кофе.
Она проделала это с таким аппетитом, мечтательностью и наслаждением, что любая, даже самая простая еда показалась бы кулинарным шедевром. Что-то было в её ловких, аккуратных движениях такого, что показывало всё в лучшем, чем даже оно есть, свете. Для Ани это был просто завтрак, но со стороны это походило на пиршество. Артём не мог оторвать глаз, а жёнушка лишь посмеивалась.
— Зао, у теа касная заница! — Захихикала она с набитым ртом. А уже через секунду пальцем тыкала на пустой рот и высунутый язык. — А ты что лакомиться не будешь? — Аня наложила руки на круассаны, бутеры, шоколадные батончики, закрыла глаза и замурчала. — Ммм… у меня тут немало вкусняшек… омномном ипаскакал, как грится! — Она открыла глаза и снова рассмеялась.
Артём наконец оттаял, подсел рядом, обнял и разделил её богатство.
— А это что? — Он указал на баночку с чёрным порошком.
— А… Ничего особенного, обычный бад, штука класс! Если бы ты был чуть внимательнее, то понял, что мы уже три недели его принимаем. Повышает выносливость, для спортзала самое то, ну и для всякого разного…
Артём хмыкнул. Он закусывал вкусняшками и потягивал кофеёк, но когда взглянул на Аню, вдруг помрачнел, что-то в ней переменилось…
— Скажи честно, как бы ты отреагировала, если бы я тебе изменил?
Аня чуть не поперхнулась и зло уставилась.
— Убила бы для начала, — сказала она, — а затем растянула бы твои яйки по всей квартире. А почему ты спрашиваешь? Что-то задумал, негодник?! — Её правый глаз стал подмигивать.
— Да нет, я просто…
— Ты же знаешь меня. Я как кошка с собачьей верностью. Насильно держать не
