таким густым, что иногда я с трудом могу дышать. Это посвящение
все, о чем она говорила с тех пор. Возможно, единственное, что сохранило ей жизнь.
К настоящему времени я должна была бы уже хорошо учиться, продвигая свое положение в этом сообществе как единственная женщина-врач. Это мечта, которую я лелеяла с тех пор, как была достаточно взрослая, чтобы сопровождать мою любимую Нэн со стороны моего отца, который умер слишком рано, по вызовам на дом. Она была медсестрой и акушеркой, самой искусной в Шолене, и я страстно желала пойти по ее стопам, но эти планы были отброшены в тот день, когда мать Чилсон, главная монахиня нашей церкви, появилась у нашей двери.
— Что, если у меня не пойдет кровь, мама? Знаешь, не у каждой девушки бывает.
Холодные морщинистые кончики пальцев скользят по золотой цепочке, а моя мать улыбается уже не так улыбчиво, как раньше.
—Добродетельные так и делают.
Когда она толкает меня локтем в плечо, я поднимаюсь с туалетного столика, воздуха в моей груди становится меньше, руки дрожат. Я понятия не имею, чего ожидать от посвящения, потому что никому не разрешается говорить об этом, и это приведет к наказанию. Длинное белое платье, сшитое из прозрачной ткани, кружев и атласных лент, послужит индикатором, своего рода лакмусовой бумажкой, того, буду ли я признана достойной или нет, когда в меня проникнет священник. Если на нем будет кровь моей девственности, я буду прославляться как чистая. Если этого не произойдет, меня будут считать запятнанной и обращаться со мной как со шлюхой до конца моей жизни.
Все молодые девушки в общине прилагают кропотливые усилия, чтобы сохранить себя для этого момента, потому что быть Дочерью церкви так же престижно, как награды, которые мой отец получал при каждом продвижении по службе в военном Легионе. Через пять лет, когда мое служение завершится, я буду жить в доме знати, самом роскошном, который может предложить Шолен, с любым мужем, которого я выберу.
Каждый мужчина будет мечтать о том, чтобы у него была послушная дочь.
Мою мать будут уважать и восхвалять за ее генетику.
В конце концов, некрасивые девушки не избираются Богом.
— Он использует свои пальцы или свой член? Спрашиваю я, следуя за ней из комнаты и спускаясь по винтовой лестнице.
— Талия! Приостанавливая спуск, моя мать поворачивается, ее пальцы так крепко сжимают перила, что побелели костяшки. Вероятно, она хотела бы, чтобы мое горло было под этой ладонью.
— Следи за своим языком.
Несколько месяцев назад ее бы не обеспокоил мой раздвоенный язык, как она часто называет это сейчас, но как мать Избранных, она, кажется, чувствует необходимость подавлять все, что она считает нечестивым.
Пройдя еще несколько ступенек вниз, я пожимаю плечами.
— Я просто хочу знать, будет ли больно, вот и все. Я представляю, что его палец толще из двух.
— Хватит! Твои язвительные замечания больше не допускаются. В тот момент, когда мы доберемся до этой церкви, ты должна стать столпом добродетели и благодати. Это ясно?
— Итак, до тех пор я должна высказывать свое мнение?
— Нет. Мне неинтересно слышать ни твои протесты, ни твои саркастические насмешки. Ты станешь Дочерью, и на этом все закончится. Держи рот на замке.
— Мне двадцать лет, мама. Я уже давно не нуждаюсь в твоих увещеваниях.
Прищурив глаза, она поворачивается ко мне лицом.
— Твой отец был бы потрясен, если бы услышал тебя прямо сейчас.
Так случилось, что мой отец оценил мой юмор и язвительность, но я не говорю ей об этом. Вместо этого я поднимаю подол своего платья, расправляю плечи и продолжаю спускаться, пока не оказываюсь рядом с ней.
— Он бы тоже пришел в ужас от тебя, — говорю я и прохожу мимо нее в фойе.
Болтовня собирающейся толпы у главного входа вызывает вспышку беспокойства в моих и без того натянутых нервах. Ожидание моей матери, кажется, длится вечность, и я поворачиваюсь ровно настолько, чтобы увидеть, как она вытирает влагу со щек, направляясь ко мне.
Взявшись за ручку, она переводит дыхание и распахивает дверь, ее лицо сменяется с горя на притворную гордость, как щелчок выключателя.
Это ее момент. Тот, на который она надеялась со дня моего рождения. Тот, который побудил ее беречь мою добродетель, как зарытое сокровище.
Болтовня смолкает до оглушительной тишины, и она отходит в сторону, пропуская меня вперед.
Члены сообщества выстраиваются в две шеренги от нашего порога до дороги, а также дальше по кварталу, до церкви в конце улицы. Другие линии сходятся и на улице, где два других кандидата также прокладывают свой путь по этому беззаконному пути. Мерцание свечей горит на фоне ночного неба, когда они в унисон поют гимн, наполняя воздух торжественным спокойствием. Когда я прохожу мимо, каждый из них кланяется в знак уважения.
Среди них мой брат Грант, который одаривает меня более сочувственной улыбкой. Почему-то мысль о том, что он здесь для этого, неверна.
Все это неправильно.
Желание выползти из кожи вон, сбросить эти туфли и убежать в темноту сводит мои мышцы. Я ищу Уилла в толпе, мальчика, которого я знаю с десяти лет, и моего лучшего друга, но нигде его не нахожу.
Конечно, его бы здесь не было. Несмотря на то, как он должен относиться ко всему этому, я знаю, что это беспокоит его, возможно, даже больше, чем меня. Мы поклялись когда-нибудь пожениться, если ни один из нас еще не женат, но теперь церковь предъявила его права на меня. Хотя я вообще не заинтересована выходить за него замуж, это было бы лучшей альтернативой этому. Не то чтобы это имело значение на данный момент. В тот момент, когда он узнал, что я избрана, он пошел против своих собственных убеждений и завербовался в Легион. Солдат.
Горе заставляет людей совершать безумные поступки, а его самого приковало к четырем годам службы в армии.
В течение многих лет вербовщики уговаривали его присоединиться, и из-за его отказа его семья отвернулась от него.
Я уверена, что с тех пор они открыли ему свои объятия и восхваляют мое имя как причину его внезапной перемены в сердце.
Пока я остаюсь здесь, выполняя свои обязанности, он будет сражаться с мародерами и разбойниками во имя Шолена.
Какой прекрасной парой мы были бы в глазах этого сообщества — храбрым сыном и дочерью-весталкой.
За исключением того, что я буду далека от целомудрия.
В течение следующих пяти лет мне будет поручено строить сообщество, переспав с несколькими мужчинами, женатыми или нет. Что касается церкви, то это не будет считаться прелюбодеянием из-за стоящей за этим миссии. Это дело для большего блага человечества. Когда я не буду трахаться с членами своего сообщества, меня будут отправлять на миссии
