- Пап, я даже не сомневалась, что ты так скажешь, - на лице Джессики засияла улыбка. - Я люблю тебя.
- И я тебя, милая. И я тебя, - отец протянул руку и положил на ладонь дочери, лежавшую на соседней седушке.
Какое-то время в салоне машины царила тишина, прерываемая ворчанием работающего двигателя. Отец Джессики смотрел на дорогу. Рука его по-прежнему сжимала ладонь дочери. Джессика же скользила взглядом по полям, проносившимся за окном, видимо что-то обдумывая. Затем девушка отвернулась от окна, посмотрела на отца и осторожно спросила:
- Пап, ты, правда, оторвал бы за меня голову моему парню?
- Конечно, - кивнул отец и со всей присущей ему серьезностью добавил. - Насчет этого можешь даже не сомневаться.
- Не буду, - улыбнулась девушка и вновь устремила взгляд за окно.
Остаток пути прошел в молчании. Дэниел свернулся калачиком на коленях Джессики и слушал разговор отца с дочерью, когда же они умолкли, он принялся размышлять о своей дальнейшей судьбе. Странное дело, но он совсем был не против того, чтобы пожить какое-то время у Джессики. О том, чтобы поселиться у нее навсегда, Дэниел не думал, уж слишком длинным казался ему жизненный отрезок, чтобы заглядывать так далеко в будущее. Думал он о другом, о том, что заставило его молчаливо согласиться на столь коренные изменения в своей жизни и вновь вернуться к людям. Ведь не захоти он этого, вряд ли кто смог бы его удержать насильно. И теперь Дэниел размышлял, что послужило причиной для смены его убеждений. Повлияла на него так Джессика или он просто-напросто устал от тягот жизни в одиночестве и использовал подвернувшийся случай, как возможность избежать в дальнейшем одиночества.
Дэниел поднял голову и посмотрел на Джессику. Когда он опустил голову, был твердо уверен, что в принятии им решения вернуться к людям не было одной причины. С некоторым сожалением Дэниел осознал, что ему нравиться Джессика. Она понравилась ему еще тогда, в магазинчике. Удивительно, но она сама с ним заговорила, а он, прикрывшись подошедшим автобусом, убежал, убежал как последний трус. Испугался еще одного отказа, новой пощечины и новых унижений.
Дэниел свесил голову со своих лап на обнаженную ногу Джессике. Какой теплой оказалась нога девушки, какой нежной была ее кожа, будто поцелуй теплого ветра среди холодной зимы. Дэниел потянул носом, вдыхая запах ее тела. Нет, он нисколько не жалел о том, что сейчас находится на пути к дому Джессики. И знал, что не пожалеет. Пока у него есть возможность вдыхать запах ее тела, касаться ее нежной кожи и видеть красоту ее глаз, - для сожалений нет места.
- Все неважно... неважно, пока она рядом, - подумал Дэниел, ощущая щекой гладкую и нежную, словно кожа младенца, кожу ноги Джессики.
С улицы несся шум большого города, торговые центры чередовались с офисами и жилыми домами, площадями и скверами. Но Дэниел не замечал этого. Его взгляд все блуждал и блуждал по обнаженным ногам девушки, будто по живописным лугам и полям. Пожалуй, вот это действительно важно, созерцать красоту ног красивой девушки. Все остальное... все остальное было неважно.
Бледный, окутанный легкой желтоватой дымкой, диск луны медленно плыл над Берсденом, разбрасывая по его тихим маленьким улочкам гроздья мерцающего света. За ним, будто придворные за королевой, следовали сонмы блеклых, одноглазых звезд. Ветер шелестел в деревьях, шуршал в траве, срывал с кустов ароматы цветов и носился с ними по улице, словно жених с невестой, устраивая хороводы и пляски. Аромат роз ворвался в приоткрытую форточку, смешался с ароматом роз в вазе, обосновавшейся на тумбочке у кровати Джессики и потревожил обонятельные рецепторы Дэниела, тем самым заставив того чихнуть.
Нарушив тишину комнаты тихим чихом, Дэниел открыл глаза и уставился в темноту, немного разбавляемую лунным светом. Свет проникал в комнату через большое окно, ложился на подоконник, на котором расположились вазоны с цветами, струился по шторам и падал на паркетный пол, где застывал небольшими островками света. Видя многочисленные вазоны, разбросанные по комнате, будто веснушки по детскому лицу, красивые розовые тюли и шторы на окнах, ощущая очарование и таинственность лунного света, вдыхая богатый цветочный аромат, слушая ночную тишину, висевшую над городком, Дэниелу казалось, что он попал в сказочную страну, населенную фейри, гномами и другими волшебными существами. Ощущение сказочности усиливалось еще больше, стоило повернуть голову и посмотреть на спящую девушку изумительной красоты, которая будто заколдованная принцесса, лежала на кровати возле Дэниела и ждала, когда же явится сказочный принц и своим поцелуем развеет злые чары.
К сожалению, Дэниел не был принцем, ни сказочным, ни настоящим. Внешне он даже человеком не был. Кот, всего лишь кот породы скотиш-фолд, чудом оказавшийся в доме, где жила самая настоящая принцесса, по крайней мере, так он думал, и которая была увы не заколдованна, разве что неким колдовством можно было считать ее чувства к ее парню Энтони, которого Дэниел за те два дня, что жил у Джессики готов был возненавидеть. По правде говоря, Энтони также не питал большой любви к коту, так как с его появлением Джессика начала уделять Энтони меньше времени, чем прежде. Дэниел же, когда видел, как рука Энтони обнимает за талию Джессику или целует ее, едва не сходил с ума от ревности. Почему? Все очень просто, Дэниел влюбился. Но понял это только сейчас, в эту дивную, тихую и бессонную ночь, лежа на кровати рядом с Джессикой, его принцессой. Про себя Дэниел девушку так и называл "моя принцесса".
Дэниелу Джессика и вправду казалась настоящей принцессой, красивой, слегка избалованной, но тем не менее с хорошими манерами и чувством такта. Еще этим днем Дэниел думал, что называет Джессику принцессой только из-за того, что в отличии от Дэниела Джесика принадлежала к элитной части общества. Таким образом, называя Джессику принцессой Дэниел как бы констатировал ее принадлежность к элите. Но так он думал еще днем, сейчас же, глядя на спящую и от того казавшуюся еще более красивой девушку, милое и нежное лицо которой благодаря путешествию в страну сновидений приобрело удивительную умиротворенность, он начал догадываться о своих истинных чувствах к Джессике. Да и надо было быть глупцом, чтобы не догадаться. Дэниел же глупцом не был, хотя успел не один раз обозвать себя им. Влюбившись в Джессику он обрек себя на страдания, медленные, мучительные и болезненные. Уже сейчас, глядя на лицо девушки, он чувствовал, как они трусливыми хохочущими гиенами окружают его сознание, готовые при первых же признаках слабости жертвы вгрызсться в ее тело своими ужасными челюстями сожалений.
