– А если я попрошу вас сделать это сейчас? Избавить меня от мучений? – Чарли посмотрел на господина горящими голубыми глазами.
Онория вскрикнула, но Блейд снова вытянул руку:
– Я не убийца.
Чарли упрямо поджал губы. Хоть мальчик был светлее Онории, прослеживалось нечто общее в выражении их лиц и манерах.
– Так нечестно, вы сказали, что выбирать мне. Так вот: я хочу умереть.
– Блахародное решение, парень, но не эт те надоть, – Блейд небрежно пожал плечами. – Не устраивай сцен. Кажись, эт у вас семейное.
В глазах Чарли зажегся гнев.
– Вы сказали, что понимаете, каково это. Тогда как можете просить меня принять такую жизнь?
– Я знаю поболе, чем ты, – ответил Блейд.
Чарли оскалился.
– Вы ничего не понимаете, – яростно выплюнул он. – Зачем мне жить?
– Затем же, зачем и другим людям, – ответил Блейд. – Шоб работать, жениться, завести семью, устроить дом, – перечислял он прохладно и спокойно. Чарли был уже на взводе, голод вызывал у него приступы ярости. – Все, чо бы ты хотел от жизни.
– Я хочу убить своих сестер! Скажи, что понимаешь это! – закричал Чарли.
Он спрыгнул с постели, но Блейд был наготове. Он прижал мальчишку спиной к своей груди, схватил рукой за горло и держал, дожидаясь, когда Чарли перестанет сопротивляться.
Бледная Онория отошла к стене и смотрела на брата. Наконец она все поняла. В ее глазах заблестели слезы.
Блейд смотрел на нее:
– Хошь ее кровушки? Думашь, я этова не понимаю? – Он развернул мальчика и бросил на кровать. Чарли подпрыгнул и встал на четвереньки, готовясь защищаться. Инстинкты затмевали его рассудок.
– У мя была сестрица. Эмили. Спуталась с голубокровным лордом, взяла мя с собой. Он решил сделать мне «подарочек», затем запер, када я не заплясал под его дудку. Поклялся, что даст мне крови тока када покорюсь. А я поклялся, что ни за шо не сдамся.
Гордость, стоившая Эмили жизни. Глупая чертова гордость. Если бы он уступил Викерсу, то, возможно, его сестра все еще была бы жива. Хотел ли он что-то изменить в прошлом? О, да, боже, да!
И в эту самую секунду гнев Блейда на Онорию остыл. Она совершила ошибку и поняла это. Но вела себя так с благими намерениями, полагаясь лишь на собственные знания. Да, Онор боялась Блейда и не доверяла ему, и, бог свидетель, он заслужил свою репутацию.
– Что случилось? – спросил Чарли.
– Он заморил мя голодом до безумия, – ответил Блейд. – Эмили пожелала повидаться, и Викерс разрешил.
Чарли встретился взглядом с рассказчиком и увидел у него на лице тот же ужас, что ощущал сам.
– Такшо не говори, будто я не понимаю, – прошептал Блейд. – Понимаю, причем лучше любого другого бедолаги в Лондоне. Ты не хошь навредить сестрам? Эт хорошо. Вот так мы и сделаем. Как почуешь приступ голода, вспомни о сестрах. Представь их, и используй свой страх, чтобы собой управлять.
– Вы тоже так делаете?
– Нет, – мрачно отозвался Блейд. – У мя есть тока воспоминания. И клянусь, я не дам те повторить мой путь.
Он видел, что мальчик обдумывает его признание. Пусть Чарли только четырнадцать, но в его взгляде хватало боли и страха. Малец рано повзрослел.
– Тогда ладно, я согласен, – наконец прошептал он.
* * *
Не в силах смотреть на обращение брата, Онория сбежала на кухню и попыталась отвлечься, занявшись мытьем посуды. Она опустила руки по локоть в мыльную воду, очистив разум от всего и сосредоточившись на работе по дому.
«Я хочу убить сестер!»
Чарли выкрикнул это с таким лицом… «Как ножом по сердцу». Как же Онория ошиблась. Причинила брату столько боли только потому, что не видела другого выхода, ослепленная дурацкой гордостью.
«Как я найду лекарство, если отец не сумел? Как смела я решать за Чарли, когда понятия не имела о его мучениях?»
Онория чувствовала себя потерянной. Много месяцев у нее была цель: работать от рассвета до заката, наскрести монеты на доктора, на коллоидное серебро… Это все теперь не нужно. Блейд дал ей столько, что в жизни не потратить, а теперь еще и отбирает у нее Чарли.
Это несправедливо.
Он помог ее брату, когда сама Онор оказалась беспомощна. Где-то в глубине души затаилась обида. Опять эта гордость. Осознав, насколько безобразны подобные мысли, Онория их отринула.
Сейчас Блейд давал Чарли свою кровь, снова помогал – а ведь получил так мало взамен.
Она никогда не встречала такого голубокровного. Слишком долго видела в нем лишь очередного представителя Эшелона, погрязла в собственных и отцовских предрассудках. Держала Блейда на расстоянии, возводила стены вокруг сердца, боясь, что господину удастся туда проскользнуть.
А теперь он на нее злился. «И разве я этого не заслужила?»
Какую кашу она заварила. Слезинка скатилась по щеке, потом еще одна и еще. Онория утерла их. Ей надоело плакать. Это ничего не даст. И все же она не могла сдержаться.
Задумавшись, Онория даже не услышала скрип половицы.
– Он щас спит.
От неожиданности Онор подпрыгнула и принялась поспешно вытирать глаза.
Блейд схватил ее за руки и прижался крепкой грудью к ее спине:
– Тише, милашка, угомонись. А то мыло попадет в твои красивые глазки.
Онория обмякла в его руках. Блейд держал ее, как кукловод марионетку. Выпустив тонкие запястье, он обхватил Онор за талию и притянул обратно в убежище своих объятий.
– Обопрись на мя, – предложил он.
Ее соски заныли. Напряжение иного рода начало охватывать тело. Онория подняла глаза и посмотрела в окно, увидев в отражении обсидиановый взгляд Блейда.
– Уже все? – спросила она.
Его ресницы защекотали ее щеку, когда он языком обвел соблазнительный изгиб ее ушка.
– Ага.
Онория ощутила горечь потери и разочарования, но кивнула. Глаза снова защипало, но она зажмурилась, пытаясь сдержаться:
– С Чарли все нормально? Он хочет меня видеть?
Блейд замешкался, а потом прижался губами к ее горлу:
– Нет.
«Нет». Онория сжала его пальцы на своем животе.
– Он не злится на тя, милашка, а боится, чо может натворить. Нужно время, шоб он позволил се крутиться рядом с вами. И я не хочу его торопить. Мысль о те с Леной не даст ему кого-то укокошить.
– Мне так жаль.
– Чо?
– Что не пришла к тебе раньше.
Блейд снова прижался губами к ее шее и прошептал:
– Ага. Но я понимаю, чо ты так сделала. Фигня. Все живы, а парнишка поправится.
Онория повернулась и, прижавшись спиной к умывальнику, посмотрела на господина. Как же хочется, чтобы он ее понял!