— Это «виктория» — разновидность водяных лилий, — пояснил Джек. — Говорят, они достигают шести футов в ширину.
— Быть того не может.
— Что, в Эфразии такого нет?
— Конечно. У нас только обыкновенные кувшинки.
Я отвела взгляд, и мне показалось, что цветок движется.
— Вам бы лучше прийти сюда утром, — сказал нам мужчина, стоящий рядом. — Когда лепестки раскрыты.
— Неужели?
Я не сводила глаз с лилии. Мне показалось, что ее лепестки дрожат.
— Да, — продолжал мужчина. — Лилия раскрывается вечером, а закрывается в десять часов утра.
— Тогда мне этого не увидеть, — засмеялся Джек. — Правда, Талия? — спросил он и слегка толкнул меня локтем.
Но сейчас мне было не до Джека. Я смотрела только на цветок. Вопреки словам посетителя, невзирая на послеполуденное время, лепестки вдруг начали раскрываться. Да, они раскрывались. И не только раскрывались. Они... говорили!
— Дорогая принцесса, час настал, — сказал цветок.
Голос был глубоким, будто раздавался со дна пруда.
— Кто... кто ты? — спросила я, хотя прекрасно знала кто.
— Ах, принцесса, — произнес изменившимся голосом цветок. — Ты ведь хорошо знаешь, кто я.
Мальволия!
— Что тебе от меня надо? Почему ты постоянно...
— Я хочу, чтобы исполнилось мое заклятие.
— Оно исполнилось. Он меня любит, и я это знаю.
— Ничего ты не знаешь, — насмешливым тоном возразил цветок. — Я сомневаюсь. Тебя обманули. Ты же сама говорила, что он тебя не любит.
— Ничего подобного я не говорила!
— Но ты так думала, а это одно и то же.
— Талия!
Голос Джека раздавался откуда-то издалека. Я попыталась отозваться, но не смогла.
За это время цветок вырос и поднялся над мутноватой водой пруда.
— Талия! Скажи что-нибудь! — волновался Джек.
— Идем, принцесса.
Зеленые листья закрыли от меня пространство.
— Что тебе нужно от меня?
— То, что мне причитается.
Цветок превратился в плющ. Жесткие усики стали изогнутыми щупальцами и потянулись ко мне. Зеленые листья превратились в листья других деревьев, растущих на эфразийских холмах. Я была уже не в Майами, а в Эфразии.
— Пора, принцесса. Идем со мной.
Я провалилась в черноту.
ДЖЕК
— Талия! Талия!
Она пошатнулась и начала падать. Я подхватил ее. Может, ей стало плохо? Может, у нее тепловой удар? Или на нее так подействовала эта странная, чувственная водяная лилия?
— Талия! Скажи хоть что-нибудь!
Я начал ее трясти. Сначала слегка, затем все сильнее. И вдруг я почувствовал, что ее тело обмякло.
Неужели умерла? Неужели ее сердце устало биться триста лет подряд? Нет! Она не может умереть. Нет!
— Талия! Ответь мне!
Меня била дрожь, но я должен был сохранять спокойствие. Я должен помочь ей, поскольку она — единственный человек, способный помочь мне.
Вокруг нас стали собираться люди. Спрашивали, что с девушкой, советовали позвонить в службу 911, пытались трясти Талию, щупали ее пульс и производили множество других совершенно ненужных действий. От их скопления мне стало трудно дышать.
Дыхание! Я должен убедиться, что она дышит!
Мне казалось, что грудная клетка раздавит мое сердце.
— Кто-нибудь умеет делать искусственное дыхание? — спросила какая-то женщина.
Я довольно бесцеремонно оттолкнул зевак и склонился над Талией. В скаутском отряде нас учили делать дыхание «рот в рот». В замке оно не понадобилось, а сейчас могло пригодиться. Я приподнял Талию. Мой рот оказался вблизи ее рта. Передо мной, словно воды бурной реки, пронеслись события минувшей недели: Талия в замке, в темнице, на самолете, на вечеринке, на семейном обеде и, наконец, завороженно смотрящая на водяную лилию.
И как тогда в замке, я поцеловал ее.
Я целовал ее долго и сильно, как будто от этого зависела жизнь нас обоих. Возможно, и зависела.
— Талия, не уходи, — шептал я.
Что я сейчас сказал? «Не уходи» — значит, «не умирай»?
Я снова ее поцеловал, еще крепче. На этот раз я сказал:
— Талия, не уходи. Я тебя люблю.
Она шевельнулась.
Я отодвинулся, глядя на нее. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Джек?
— Как ты себя чувствуешь?
Она поднесла бледную руку к еще более бледному лбу.
— Я летела.
— Летела? — переспросил я.
Люди не расходились. Краешком глаза я видел женщину с озабоченным лицом. Это она спрашивала про искусственное дыхание. Кто-то предложил бутылку минеральной воды. Я протянул руку за бутылкой, но все мое внимание было сосредоточено на Талии.
— Куда ты летела?
— Не «куда», — возразила она, морщась от воды, которой я брызгал ей на лицо. — Я летела в... «когда». Я путешествовала во времени назад. Сначала на самолете через океан, в Европу, потом в Эфразию, в башенную комнату, где пролежала триста лет. Джек, я действительно видела эти триста лет. Эфразия была невидима для мира, но она существовала. И я была там. Из окна я видела смену времен года. Потом увидела канун своего дня рождения и все другие дни рождения, более ранние. Увидела каждое Рождество и государственные праздники. И наконец, я увидела себя маленькой, играющей на эфразийских холмах, куда меня водила госпожа Брук. А на вершине одного холма, рядом с кустом остролиста, стояла каменная крестьянская хижина с соломенной крышей. Я часто видела этот дом, но никогда не обращала на него внимания.
Талия судорожно глотала воздух. Ее трясло.
— На чердаке хижины было окошко, и в нем я увидела лицо злой ведьмы Мальволии. Она звала меня и говорила, что я должна вернуться и все повторить снова. Я была там. Мальволия взяла меня в свою хижину. Я узнала этот холм. Как часто мы ходили туда с госпожой Брук... Я была в Эфразии.
— Талия, тебе показалось. Ты была здесь. Просто ты потеряла сознание.
— Я была там. Я слышала, как ты звал меня, но не могла ответить, поскольку меня здесь не было. И теперь мне придется все это повторить заново.
— Зачем? Это бессмыслица какая-то.
— Потому что заклятие должно быть снято поцелуем настоящей любви. Я это знала. Потому все так и получилось. Ты меня не любишь, и из-за этого Мальволия хочет забрать меня к себе.
— Потому что я тебя не люблю?
Талия кивнула.
— Но ведь я тебя люблю. Разве ты не слышала, как я это говорил?
Я вдруг понял: да, я люблю Талию. И вовсе не потому, что она — «горячая девчонка» (а страсти у нее ничуть не меньше, чем у Амбер), не потому, что она добрая и рассудительная. Я люблю ее, потому что в ее присутствии и я, и весь мир вокруг меня становится лучше.
