Вопреки предположениям, Сен-Моро не выказал недовольства подобной скрытностью.
— Ваша теория отвечает на множество вопросов, — с надеждой, но и не без сомнений отозвался он. — Кроме основного: если похищенные живы или оставались живыми более-менее продолжительное время, то где же их прятали?
— В одной из городских тюрем, — выпалил барон, охваченный внезапным озарением. — Разумеется, из тех, что предназначены для преступников-магов. Это единственные места, вокруг которых и так всегда сконцентрировано сильное подавляющее энергию поле. Только там можно насильно удерживать магов и не привлечь внимания!
Сен-Моро вскочил, взволнованно прошёлся из угла в угол.
— Но ведь это означает… — начал он и тут же перебил сам себя. — Да! Если уж один из проверенных конвойных убивает вверенного его заботам арестанта — несомненно, что такой приказ был отдан лицом, чьи полномочия не уступают нашим с вами. Опять же, перевозить магов-пленников — значительный риск. С этим один библиотекарь бы не справился! Тут должен быть задействован кто-то с особыми навыками, тюремщик или, опять-таки, конвойный. Вы правы и, кто бы ни стоял за всем этим, мы имеем дело с преступником, имеющим доступ в высшие сферы власти. А значит, как только мы предпримем следующий шаг, действовать снова придётся наперегонки.
— Это в лучшем случае, — мрачно заметил де Триен. — Не думаю, что убийство Атталя полностью успокоило противника. Мы подобрались достаточно близко к разгадке, чтобы всерьёз его насторожить. Теперь необходимо обнаружить доказательство нашей правоты прежде, чем преступникам удастся замести следы. Я намерен немедленно отправиться во дворец и просить у императора дозволения на проведение проверок в тюрьмах. Вы не возражаете?
— Отправляйтесь, — кивнул Сен-Моро. — У вас лучше получится убедить императора ни с кем больше не обсуждать цель вашего визита. Я отдам необходимые распоряжения, чтобы, как только разрешение будет получено, действовать без промедлений.
* * *
Император принял его сразу, однако выслушал без энтузиазма. Когда де Триен заговорил о дальнейших планах, лоб правителя прорезала глубокая морщина, что свидетельствовало о крайнем недовольстве.
— Значит, вы, проявив преступное своеволие и презрев законы империи, без достаточных на то оснований подвергли аресту представителя почтенной фамилии! Мало того, ваши действия привели к его кончине!
— Но, позвольте, ваше величество… — начал советник, поражённый неожиданным и несправедливым обвинением, однако император оборвал его гневным взмахом руки.
— Молчите, барон! Вам как никому другому известно, сколько волнений в обществе вызывает это дело! Вам мало того, что многие обеспокоены отсутствием результатов? Вы хотите, чтобы в свете судачили не только о неспособности представителей власти исполнить свою работу и обеспечить подданным безопасность, но и о том, что высшие должностные лица и сами ведут себя, как разбойники, хватая представителей достойных семейств без каких-либо доказательств вины?!
— Я считаю, что причастность Атталя к преступлениям можно считать доказанной, — твёрдо возразил барон. — Наши находки подтверждают…
— О чём вы говорите? О подземном лазе? Помилуйте, вы ведь обнаружили его не в личных апартаментах Атталя, а в академической библиотеке! Кто угодно мог тайком раздобыть ключи и проникать туда без ведома библиотекаря. Такая возможность обязательно озаботит умы наших придворных сплетников, особенно когда станет известно, что среди личных вещей, — эти два слова император выделил особенно, — умершего ничего подозрительно не отыскалось.
— Ваше величество, я вас не понимаю… — де Триен был ошарашен и даже не пытался этого скрыть.
Нет, в целом ярость правителя была объяснима. Неприглядные обстоятельства смерти Атталя не могли не вызвать волнений в аристократических кругах. Пусть его вина очевидна, но пока не хватает доказательств для официального вердикта, многие будут озабочены не его преступлениями, а бесцеремонностью, с которой проходил его арест, и последствиями этого самого ареста. Привыкшая к неприкосновенности — а во многом и ко вседозволенности — знать вполне может счесть инцидент угрозой для своих свобод.
Всё это действительно грозило определёнными сложностями, но де Триен считал, что сейчас следует сосредоточиться на другом. И то, что император при существующем положении вещей всё внимание сосредоточил на второстепенных моментах, немало обескураживало. Тем более гнев недовольных, несомненно, окажется направлен на него и главу Тайной службы, а не на правящее семейство.
— С вашего позволения, всё это мы можем обсудить позже, ваше величество, теперь же нельзя терять времени, — с настойчивостью, которой обычно старался не злоупотреблять в беседах и императором, продолжил он. — К слову, если удастся задержать кого-либо из сообщников библиотекаря и добиться признания в преступлениях, его вина станет официально доказанной, и никакие пересуды будут не страшны. Но в любом случае, я предпочитаю задуматься о разоблачении этой шайки, а не о досужих разговорах.
— Посмотрим, что вы скажете, когда каждый, кому не лень, начнёт требовать вашей отставки, — сварливо заметил император.
— Если вы посчитаете это необходимым, я подам в отставку, — без промедления уверил де Триен. — Но прежде позвольте проверить мои предположения.
— Нет! — решительно отказал правитель.
Де Триен снова не смог скрыть эмоций. Такого он никак не ожидал и не мог объяснить себе, что движет императором.
— Вы и без того уже достаточно начудили, — едко продолжил тот. — Вовсе ни к чему усугублять ситуацию. Представьте только, что нас ждёт, если ваши догадки окажутся неверны? Нужно избегать шума, понимаете вы, и ни в коем случае не пренебрегать буквой закона! А для того, о чём вы просите, нет достаточных оснований! Когда раздобудете что-нибудь, помимо предположений, тогда и приходите снова — но не раньше!.. К слову, с кем ещё вы успели поделиться вашими измышлениями?
Советник помедлил несколько мгновений. Какое-то странное, тревожное предчувствие нашептывало, что лучше сейчас солгать. Он даже самому себе не смог бы объяснить, откуда оно зародилось и что означает. До сих пор он не лгал императору, кроме одного-единственного случая, и не завидовал тем, кто осмеливался это сделать. Однако сейчас, не успев даже как следует обдумать внезапный порыв, барон ответил:
— Ни с кем, ваше величество. Уладив формальности, связанные со смертью Атталя, я сразу отправился к вам.
— Вот как? — недоверчиво переспросил правитель. — А как же Сен-Моро? Ведь ответственность за расследование лежит на нём.
— Это так, но обстоятельства сложились таким образом, что вчера вечером я единолично принимал все решения, и мы ещё не виделись с тех пор. Мне показалось более целесообразным не терять время, а сразу отправиться к вам, ваше величество, за дозволением на проверку тюрем.
— Что ж, полагаю, вы уже поняли, что его не получите. Предлагаю вам с Сен-Моро заняться стражей — кто-то же помог этому бедняге библиотекарю испустить дух, вот что вас должно сейчас интересовать!
Император по-прежнему оставался непреклонен, но барону показалось, что его настроение несколько улучшилось. Впрочем, попытки продолжить спор всё равно ни к чему не привели.
Де Триен покинул дворец с ощущением полнейшего бессилия. Ни одно поражение он ещё не переживал так тяжело. Советник по-прежнему был убеждён в своей правоте, и невозможность действовать доставляла неподдельные страдания.
Устроившись в экипаже, барон подумал о том, не сумеет ли глава Тайной службы оказаться более убедительным. Если император услышит схожие рассуждения во второй раз, уже от другого человека, не станет ли это для него поводом пересмотреть решение? Хорошо бы ещё убедить его, будто одни и те же мысли пришли к ним независимо друг от друга…
Погружённый в свои мысли, де Триен не сразу заметил, что экипаж движется слишком быстро, опасно подскакивая на неровной мостовой. Он крикнул кучеру, чтобы правил аккуратнее, однако ответа не услышал.
