Сегодня повара приготовили ужин позднее обычного. Предполагалось, что ночь может быть и вовсе бессонной, а бегать перекусывать времени не будет. Многие девушки помогали накрывать столы, ведь сегодня мы почти все время отдыхали, и сидеть на месте, ожидая «чуда» было сложно. Несколько парней присоединились к нам, но все остальные сидели на бревнах. Кто-то пел, кто-то дурачился, не зная, куда деть энергию.
Диана еще спала. Пойду ее разбужу, а то она и до утра не проснется. Эдварда, как всегда, нигде не было видно – он вообще последние два дня почти не попадался на глаза. Мне удавалось издалека увидеть его профиль или спину. Все поручения передавались нам через парней, с которыми он беседовал лично.
Диана уже не спала – она куталась в одеяло, пытаясь согреться после ледяного умывания. Как я ее понимала. Приходилось вообще удивляться, что я еще не заболела. Приходится, мочить полотенце в холодной воде и обтираться. Сегодня днем я основательно промерзла: такое купание мне надоело, и я залезла в ручей, чтобы основательно помыться. Потом отогреть меня не смогли даже одеяло и три кружки горячего чая. Заболею – и пусть будет это на совести профессора.
После ужина все разошлись по палаткам, чтобы утеплиться. Затем стали собираться у алтаря. Словно опасаясь потревожить лесных жителей, двигались почти бесшумно и говорили вполголоса. Такая таинственность сказывалась и на мне: росло внутреннее напряжение, и тело мелко подрагивало.
К обряду все было готово. Я, как завороженная, смотрела по сторонам, но не все происходящее доходило до меня. Жрец с помощниками ходили кругами вокруг каждого костра, что-то напевая на непонятном мне языке, а после костры разжигались в какой-то неправильной, на мой взгляд, последовательности.
Стояли мы полукругом. Так как ростом были ниже большинства оборотней, нас выдвинули вперед. Еще в первый час стояния мне захотелось опуститься и присесть, пусть земля и холодная. Но мне дали понять, что так нельзя.
Когда все костры зажглись, время было глубоко за полночь. Я изрядно устала смотреть за однообразными движениями. Странно, но когда жрец зажег последний костер на поляне – кроме того, что в центре алтаря – в такой же последовательности стали зажигаться звезды на небе. Я даже присвистнула от удивления. Звезды повторили тот же узор. Если на земле его можно было рассмотреть только с высоты птичьего полета, то на небе отлично была видна раковина улитки. Чтобы это могло символизировать? Может, виток жизни или бесконечность? Сон после такого волшебства пропал, мне стало так волнительно, что же будет дальше. В этот момент я ощущала себя маленькой, совсем незаметной частицей вселенной и радовалась, что приложила руку к этому чуду. Даже на Эдварда уже не злилась, что он меня сюда чуть ли не насильно приволок.
В толпе слышались восторженные шепотки. Все пребывали в возбуждении. Оборотни радовались, что ритуал идет по плану и этот этап завершился удачно.
Когда волнение среди нас улеглось и опять наступила тишина, в которой был слышен каждый шорох ночного леса, жрец с помощниками приступил к следующей ступени обряда. Из каждого костра брали одну горящую ветку и подходили к камням вокруг алтаря, напоминающим по форме больших зверей. Помощники встали у камней с горящей веткой в руках, а жрец запел новую ритуальную песнь.
По ее завершению ребята в едином порыве, не оглядываясь ни на кого, приблизились еще на один шаг к статуям. Они не подожгли траву, как я предполагала, а стали водить обугленным концом по камням, рисуя узоры. Каждый помощник рисовал свой символ, отличающийся от других. Дорисовав, они, как по команде сделали шаг в сторону.
Меня словно молнией ударило. Глаза отказывались верить в происходящее. В густой дымке марева из камней стали отделяться лунные звери и убегать в лес. Их призрачные, невесомые тела серебрились и переливались в темноте. Некоторые из них пробегали сквозь нас, даря частицу тепла. Мы словно перенеслись в другой мир. Я пыталась уследить за всеми: вот взлетела сова, взмах ее крыльев оставлял полосу золотистого цвета, которая почти сразу же растаяла в воздухе. Сквозь меня пронеслась лиса. Волк, заяц, олень, медведь, рысь разбежались в разные стороны. Звери были невероятные, ничего прекраснее до этого мгновения я в своей жизни не видела. Чем дальше они уходили вглубь леса, тем прозрачнее становилось их сияние, тусклое голубовато-желтое свечение через несколько секунд совсем исчезло.
Мы все не дышали. Меня разрывали эмоции – не сразу такое осознаешь. Мне хотелось с кем-нибудь это обсудить, выплеснуть свой восторг, но говорить было запрещено. Со своим эмоциональным хаосом приходилось совладать самой.
Жрец вновь запел. Сейчас его мотивы были тихие и переливчатые, неся в себе очарование и красоту. Палки, что были в руках у помощников, сложили в центре алтаря в виде костра. Огонь разгорелся быстро, его яркое пламя взметнулось к небу. Дальше опять стали происходить удивительные вещи: огонь принимал формы животных, и не только тех, что мы видели сегодня в лунной ипостаси. С каждой минутой он разгорался все больше и больше, силуэты животных стали крупнее, поднимались вверх, отделяясь от костра, затем тонкой струйкой дыма медленно исчезали высоко в небе. Завороженно все наблюдали необычную картину. Огонь, словно живой, рисовал волшебный танец.
Резкий вскрик жреца – и мы все словно очнулись. Переглянулись между собой, снимая с себя наваждение этой ночи. Из леса, прямо к нам, двигалось животное. Пока между ветвей виднелось только его сине-белое свечение. Что это за животное я понять не могла, но определенно такой чистоты и яркости цвета я никогда раньше не встречала. И даже не слышала о таком.
– Единорог, – услышала я и не поверила. Это же миф, их же не существует на самом деле! Но глаза меня не обманывали: это и правда был единорог.
Он приблизился и остановился в центре поляны. Серебряные копытца, белая-белая шерсть сияет так, что слепит глаза. Это не лунный зверь, а настоящий живой единорог, с большим серебряным витиеватым рогом, на конце острым, как игла, золотисто-серебряная грива и хвост. От него исходил мир и покой, счастье и радость.
Вперед вышел Ирбис, альфа оборотней.
– Каждый из вас подойдет к единорогу, погладит и загадает желание. Желание не может нести в себе зависти и злобы, оно должно быть чистым
