заинтересовалась я. — Или там научиться у матери он не мог? Неужели она не хотела все оставить сыну? Ведь он самый близкий ей человек. Или она его не любила?
Решила я разом задать мучившие меня вопросы.
За время нашего разговора мы незаметно переместились на мою импровизированную кровать в виде матраса. Я села, поджав ноги под себя, прижавшись спиной к стене, а мой домовитый помощник положил свою голову мне на колени. Видно давно его никто не гладил, и он как котёнок, наслаждался неожиданной лаской.
— Да любила она Ваську, а вот оставить ему силу не могла. Сила-то ей не принадлежала. Она, как и ты, временный носитель. Неужели не поняла? Сила эта сама вас выбирает, только как, сказать не могу. Не ведаю об этом. Но то, что обычный человек с ней не справиться — это точно, — ответил Шишок. — Вот и Васька бы сгорел от непосильной ноши. Знала об том Нюра, потому и не пыталась пойти против своего дара. Передарить должна была тебе одной. Печалилась, но ждала.
— А как мне раскрыть его полностью? — задала я следующий вопрос.
— Опять она за свое. Да никак! Он сам тебе раскроется, только не сразу. Не торопись. Учись постепенно, — учил он. — Разом сгореть можно. Привыкай к нему понемногу.
Вот тут уже я не выдержала.
— Как-же мне не торопиться? Через несколько дней у меня его отнимут, и наверняка вообще убьют.
Домовой поднялся с моих колен и хитро на меня посмотрел.
— Как-же убьют. Дуреха ты ещё малая. Дар этот не простой. Он своего носителя крепко защищает и навредить не даст. Вот ты думаешь почему Василий тебя украл и сюда привёз? И голодом не морит, и из подвала увёл.
— Как зачем? Чтоб силу забрать, — ответила я. — Он сам так сказал. А из подвала забрал, так я сама напросилась, уж больно холодно там.
— А кто его надоумил? — подсказывал домовой.
— Неужели это все мой дар? — изумилась я.
Шишок важно кивнул.
— Ну и чуток помог я, — подмигнул он мне. — Надобно было, чтоб сюда сила вернулась. Только здесь она полностью раскроется. Земля тут не простая. Деревня на разломе стоит. Простые люди жить не могут, слабеют. Вот и бегут отсюда. А тебя он силой питает и дар раскроет. А Ваську не боись, ничего он не сможет сделать тебе.
— А как-же чёрная Луна? — спросила я.
— Так она тебе нужна, а не ему. Не понимает он. Начитался книжек чернокнижных, обряд тут даже делал, а сути не уловил. Думает, что знает как надо. Дар в тебе полностью раскроется на чёрную Луну. И ты должна быть именно здесь. Место-то непростое, я же говорю.
— И что мне делать? — задала очередной вопрос.
— Да ничего. Живи. Сил набирайся, — отмахнулся домовой. — А когда время настанет, сила сама укажет, что тебе надо. И за Ваську не тревожься, он мешать не будет. Наивный он — против силы вздумал идти.
Решила задать последний на сегодня вопрос:
— А Нюра мясо ела?
Мне показалось странно, что Василий мне его не предлагал.
— Нет. Не едите вы мясо, оно силы ваши забирает и на чёрную сторону переманивает. А оттуда обратной дороги нет.
— Какую ещё сторону? — удивилась я.
Чем дальше заходил наш разговор, тем больше вопросов у меня возникало.
— Так известно какую — темную. Не всякий сможет ей воспротивиться. Вот хозяйка моя однажды, чуть было не сгинула. Молодая ещё была, неопытная. Но сумела душу свою отвоевать, правда болела потом сильно, — вздыхал мой домовой. — И людям, которые приходили с плохим намерением, отказывала.
— Почему? — поинтересовалась я.
Я не собиралась помогать плохим людям, просто было очень любопытно, какие могут быть последствия.
— Так если навредишь человеку через темную силу, то не отвяжешься потом от неё, утянет. Здоровьем своим или своих близких платить будешь, — пояснял Шишок.
Вдруг храп за стеной прекратился и послышалось шарканье ног, а затем бренчание замка. Дверь открылась и в комнату вошёл мой похититель.
— С кем это ты разговариваешь? — спросил Василий, сонно потирая глаза.
— С Луной, — ответила я. — Посмотри, какая она красивая.
Лунный свет мягко падал на дощатый пол, освещая помещение.
Он сердито на меня посмотрел и сказал:
— Спи давай, полуночница. Завтра рано разбужу, завтрак готовить будешь. Сама про блины говорила.
— А я и не отказываюсь, — пожав плечами ответила я. — С удовольствием напеку.
Он сердито осмотрел комнату, подошёл к окну, посмотрел на Луну, но ничего подозрительного не увидев, вышел.
— Я же сказал, что он меня не видит, — хмыкнул Шишок. — Хочет, но не может.
— Да, — согласилась я. — Действительно, не видит.
Домовой все это время сидел рядом со мной. Правда молча.
— Хватит на сегодня разговоров. Поспи, — сказал он. — И не забудь мне блинчик завтра оставить, и молочка. Я видел, Васька привез.
С этими словами пропал. Просто растворившись в воздухе. Видно это его обычная манера прощаться.
— Спокойной ночи, — прошептала я в пустое пространство.
Я легла и, укрывшись одеялом, ещё долго смотрела на кусочек неба с яркой Луной, но сон сморил меня.
Максим.
Боль…. Она такая сильная, что кажется раздавит, разорвёт на куски, сожжет меня, но нет. Этого не происходит. Эта боль не физическая. Так болит душа от безысходности, от собственного бессилия что-то изменить, и постепенно наступающего отчаяния. Она оголяет все нервы, выворачивая их наружу, словно провода. А я ничего не могу с ней поделать. Эта боль не отпускает. Она словно ненасытный зверь, гложет меня изнутри, обгладывая мои кости, постепенно выпивая все соки. Оставляя после себя пепелище.
Я не знал, что душа может так болеть. Даже не представлял, что это возможно, но так произошло, когда я потерял Таню. Словно половина меня внезапно исчезла, растворилась в воздухе, или нет, не так. Ее оторвали, вырвали с корнем, оставляя незаживающие кровоточащие раны. И избавиться от этой боли не помогают обычные лекарства, и даже алкоголь. Жизнь без любимой потеряла смысл. Она стала абсолютно безликой, пустой, неинтересной. Я сидел на кухне, в квартире Тани и курил сигарету за сигаретой, совершенно не представляя, где ее искать. Она исчезла, просто пропав среди белого дня из квартиры одноклассницы моей сестры, куда Галя ее отвезла для заказа свадебного платья. Разве мало в городе свадебных салонов? Помню, как приехал в тот район, зашёл в затхлый облезлый подъезд в этом гадюшнике, и просто не мог поверить, что здесь была моя Таня. Как она, такая маленькая, чистая, беззащитная, могла вообще здесь находиться? Это
