«Ищу ненавязчивых отношений на нейтральной территории без взаимных обязательств», — было написано в ее аккаунте.
Хотела ли Люся, чтобы о ней кто-то заботился? Пожалуй, эту потребность закрывал Великий Морж, который делал что мог: помогал с карьерой, купил квартиру, машину.
Хотела ли Люся о ком-то заботиться? Избавьте ее от этого — сестрицы Катьки хватило с головой.
Она не грузила любовников своими проблемами и не желала слышать про их.
И вот сегодня Ветров примчался за утешением, а она погладила его по плечу.
И этот эпизод — коротенький, почти незаметный — пробивал какую-то дыру в Люсиной груди.
Она встала, отложив ноутбук, прошлась по гостиной, подошла к окну. Тусклое декабрьское солнце уходило на покой. Еще не было даже четырех часов вечера, а уже начинало темнеть.
Зима как символ смерти.
Архаичная ипостась уходила в глубокую спячку — о, зимняя Люся очень отличалась от летней.
Летом она дышала полной грудью, была готова к любым приключениям, жизнь в ней бурлила, как пузырьки шампанского. Природа манила с неудержимой силой, и почти каждые выходные Люся покидала город, отправляясь навстречу просторам и нехитрым болотным радостям.
Зимой же подступали хандра, леность, бессмысленность бытия.
Возможно, любовь дарит смысл, избавляет от навязчивых вопросов вроде «зачем ты живешь, куда ты идешь, что оставишь после себя». Твои желания становятся кристально ясны, концентрированны, эгоистичны: хочу себе этого мужчину. Только мне. И пусть он хочет меня — только меня.
Мир схлопывается, а реальность сужается, ты замираешь в «здесь и сейчас» и не можешь надышаться переполняющей тебя радостью и жадностью.
Возможно, и так. А может, и нет. Жаль, что в своих теориях она недалеко ушла от болтуна Вешникова.
Коротко усмехнувшись, Люся отвернулась от окна и ничего не поняла.
Яг Коля стоял прямо перед ней с побелевшими от отчаяния и ужаса глазами и держал в руках деревянное древко. Острие плясало в его руках.
— Мне так жаль, — хрипло сказал он, и слезы прилипли к его ресницам, — что ты умерла. Так жаль, что ты стала русалкой.
И он замахнулся.
Глава 27
Позже, анализируя свое поведение, Люся признавалась себе: она поверила ему сразу.
Поверила в то, что действительно могла умереть насильственной смертью и не запомнить, не осознать этого — как не запомнила и не осознала своей смерти русалка Лена Афанасьева, у которой она брала интервью. Ведь Лена считала себя живым человеком, а не нежитью, и если бы не казнь, кто знает, сколько времени бы у нее ушло на это ужасное открытие и сколько людей она бы успела погубить.
— Тихо, — сказал яг Коля, древко находилось очень близко у Люсиной шеи, но пока не касалось ее, — не бойся. Если ты человек, осина не причинит тебе вреда.
Это как посмотреть.
Воткнуть кол в яремную вену — и хоть кому хана.
Люся облизнула враз пересохшие губы, ужасаясь вовсе не опасности, а тому, кем она стала. Могла стать. Никто не застрахован.
И если уж выбирать — то пусть лучше сейчас Коля, чем на рассвете по протоколу.
Ветров не должен подписывать постановление на ее казнь.
— Ладно, — хрипло сказала Люся. — Я сотрудничаю. Я не сопротивляюсь.
Очень медленно, не желая его провоцировать, она подняла руку и коснулась пальцами осины.
Они застыли, глядя в упор друг на друга.
Это было просто дерево.
Оно не ранило до ожогов, как всегда ранило нежить.
От облегчения у Люси задрожали ноги, губы, все вокруг стало нечетким, мир расплылся от слез.
И тут в дверь позвонили.
Коля дернулся от неожиданности, острый кончик древка распорол кожу, от боли и злости Люся взвыла, уже не контролируя себя, подалась вперед, на древко, чтобы со всей дури врезать идиоту по яйцам.
Коля покорно сложился пополам, деревяшка покатилась по полу, и Люся зажала рану на шее обеими руками, с ужасом ощущая теплую кровь. Щелкнул ключ в замке, и сварливый охранник-кимор влетел внутрь:
— Что здесь… мать твою!
Дальше он все делал очень быстро: заехал смазанным движением не успевшему выпрямиться Коле, кинул Люсе шарф, чтобы она прижала его к ране, позвонил по телефону:
— Начальник, у нас ситуация.
— Да блин, будешь ты жить, царапина просто! Подожди, перекисью залью. Ну кровит, ну шея же, это же не голова! Голова — это кость. И черт меня дернул остаться сегодня на дежурство, не моя ведь смена! Вторые сутки за тобой, стрекозой, хожу! Ну бабки нужны, да ну нафиг такую работу, пойду охранником в супермаркет.
Кимор бухтел и бухтел, и у Люси кружилась голова.
— Как тебя зовут? — зачем-то спросила она.
— Да какая разница! Ну, Стас, допустим, тебе-то что.
Он прилепил пластырь к ее ране, отошел на шаг, любуясь результатом, сам себе одобрительно кивнул:
— Щас этот твой бешеный хахаль еще примчится… Возись с вами.
Яг Коля, уже пришедший в себя, молча сидел на стуле. Руки были закованы в наручники за спиной. Он выглядел подавленным.
Кимор подошел к нему и пнул ногой по голени:
— Эй, дурашка. У людей в венах кровь, у русалок — вода. Не мог палец девушке проколоть?
— Правда? — встрепенулась Люся. — Я раньше о таком не слышала.
— Потому что вы все двоечники и анатомию умертвий в школе прогуливали! Умертвия теряют видовые способности, это ты хоть помнишь? Перекинулась бы просто!
— Сам перекидывайся, — огрызнулась Люся. Однажды она уже опозорилась при Ветрове, ей хватило, спасибо.
— Про воду, — пробормотал Коля, — написано, что это не сразу. Через несколько недель только. А Люся умерла вчера.
— Да чтоб тебя, — выругалась она. — Тебе еще раз зарядить, чтобы ты понял, что я жива?
Хлопнула дверь — примчалась кавалерия. Поздновато, конечно, все злодеи уже повержены.
Ветров остановился на пороге, окинув взглядом гостиную.
Люсю в центре на табурете с пластырем на шее и в забрызганной кровью футболке. Понурого Колю в наручниках.
Недовольного кимора.
Осиновое древко на журнальном столике.
За спиной Ветрова маячили двое видовиков в форме.
— Подождите на кухне, — коротко велел он и закрыл перед ними дверь.
Прошел вперед.
— И что именно произошло? — спросил сухо.
От него исходила злость, черт. Люся сглотнула накатившую тошноту.
— Ты… тяжелый, — сказала она.
Ветров молча отошел от нее как можно дальше.
— Не, ну это нормально? — с пол-оборота завелся кимор. — Этот, значит, должен в квартире сидеть, в нормальных так сказать условиях, а я торчи как дурак на стоянке! Ну я и поднялся, чтобы поменяться. По чесноку же все должно быть, ну! Вторые сутки на дежурстве! Не, ну деньги нужны, конечно, Варька третьего ждет… Да блин, уйду в супермаркет!
— Дальше, — перебил его Ветров.
— Звоню, не открывают. А должны открыть! Объект же в квартире, ну. Потом девушка закричала, ну я за ключ. А она уже и без меня разрулила, ну. Коленом по колокольчикам. Больно, между прочим. На царапину пластырь налепил, все.
— Люся?
— Он сказал, что я русалка. Говорит, умерла вчера ночью, — тут Люся неожиданно для себя разревелась. — Махал своей деревяшкой… Но нормально махал, — добавила она честно. — Мол, если человек, то от осины ничего не будет.
— Нормально махал, а пластырь налепили?
— Это почти случайно вышло. Роковое стечение обстоятельств.
— Слушаю вас, Николай, — официальным и в то же время угрожающим голосом обратился Ветров к ягу. Люся невольно поежилась и обхватила себя руками.
— Фото в моем телефоне, — угрюмо пробормотал Коля, — в правом кармане.
Кимор достал у него из кармана телефон, приложил Колин палец для разблокировки, полистал папки.
— Херасе, — выдал глубокомысленное.
Люся нетерпеливо вытянулась, и кимор показал ей экран, прежде чем отдать телефон Ветрову.
Ничего такого.
Просто мертвая Люся — лежит на полу, глаза стеклянные, шея вывернута под неественным углом, губы синие.
