Как настоящие враги, они знали, что не стоит ждать ни помощи, ни пощады.
— Глупая кошка, — с досадой пробормотала девушка.
— Настя, иди есть, все готово, — мама, улыбаясь, выглянула из кухни. У ее ног отиралась хитрая Алиса. Она словно нарочно дразнила Настю, всем своим видом говоря: «А вот и не достанешь!»
Все еще кипя от злости, девушка прошла на кухню, где на столе стояла тарелка с яичницей. Один ее вид вызывал у Настя брезгливость и омерзение. Эта маслянисто блестящая пленочка на желтке, отвратительная розовая ветчина, покрытая капельками расплавленного жира, — какая гадость! И как она могла любить такое раньше?!
Настя сидела над остывающей яичницей, ковыряясь в ее ярко-желтых глазах-желтках вилкой, а мама увлеченно рассказывала что-то о работе. Дождавшись, когда мама наконец закончит рассказ и выйдет из кухни, девушка вывалила отвратительную еду в ведро и вымыла тарелку.
— Мам, я пойду погуляю, — сказала она, когда мама вернулась на кухню.
— Так поздно? — забеспокоилась та. — Посмотри, на улице уже совсем темно.
— Я ненадолго, — соврала Настя, уже прекрасно зная, что раньше утра она вряд ли вернется. — А ты ложись спать. Я возьму ключи.
Мама стояла посреди кухни, держа в пожелтевших от никотина пальцах сигарету и нервно щелкая зажигалкой, зажатой в другой руке. Видно было, что ей ужасно хочется задать какой-то вопрос и вместе с тем она отчего-то боится это сделать.
«Сейчас спросит, что со мной случилось», — испугалась Настя.
— Это связано с тем мальчиком, который тебя подвозил? — наконец проговорила мама, и девушка с облегчением вздохнула.
— Да, — небрежно бросила она и пошла одеваться.
Роли в их семье поменялись самым кардинальным образом.
Стоило Насте только открыть входную дверь, как мимо нее промелькнула серая молния. Алиса стремглав выскочила из опасной квартиры и скрылась в коридоре. Девушка хотела было броситься вслед за кошкой, но, подумав, пожала плечами. Поле боя осталось за ней, и то ладно. А поесть она себе найдет. Кого-нибудь покрупнее Алисы.
На улице было сыро. Только-только закончился дождь, и воздух напитался влагой, словно губка. Над землей стелился туман, и зажженные фонари казались небрежными акварельными мазками, нанесенными на асфальтово-серый холст ночи. В небе были натыканы тусклые горошинки-звезды и забытой лампочкой висела половинка старой-старой луны.
Настя стояла посреди двора, оглядываясь и принюхиваясь. Она видела ночь словно другими глазами. Она и вправду изменилась. Еще вчера она была слишком напугана произошедшим, чтобы замечать что-то, кроме своих переживаний, но вот сегодня картинка развернулась во всей полноте, ожила, наполнившись красками и звуками.
Старый двор обещал ей невиданные чудеса, улица звала, манила навстречу неизведанному. Если бы только Вадим был рядом! Если бы он мог разделить с ней восторг новых открытий!
«Все решается легко, — подумала Настя, мягко ступая по блестящему от дождя тротуару. — И как эта простая мысль не пришла мне в голову еще вчера? Мне нужно осторожно подготовить его, разузнать у учителя, как сделать человека вампиром, — и все сразу наладится. Мы будем вместе. Навсегда. На целую вечность! Это будет история идеальной любви. Что может быть прекраснее, чем вечная любовь? Настоящая история любви Ромео и Джульетты начинается как раз в тот момент, когда оба умирают».
Эта мысль привела девушку в отличное настроение. Она достала из кармана мобильник — ах да, он, бедняжка, был отключен еще со вчерашнего вечера — и включила его.
Двадцать неотвеченных вызовов! Ну ничего себе! Семнадцать из них — вчерашние, от мамы, а три сегодняшних — от Сони. Тоже понятно — подруга беспокоится о том, что Настя не появилась в школе. Кстати, о школе. Надо бы позвонить хотя бы той же Соне и наплести чего-нибудь, а то начнут ее искать, поднимут суматоху, расстроят маму… Сейчас это совершенно ни к чему.
Думая об этом, Настя набрала номер подруги. Та ответила на вызов так быстро, словно только и ждала Настиного звонка.
— Привет! Ты куда пропала? Что-нибудь случилось? — В голосе Сонечки звучало неприкрытое любопытство. Ее можно понять. В жизни Петровой тоже ничего не происходило, совсем как у Насти до недавнего времени.
«И не надейся!» — хотела ответить Настя, но сдержалась и, изобразив горестный вздох, произнесла:
— Ой, Соня, я заболела. Передай в школе, что недели две точно не приду.
— Что с тобой? — обеспокоилась та. — Тебя навестить? — спросила она так, что не оставалось сомнений: навещать больную ее вовсе не тянет.
— Н-нет, пока не надо. Это вирус. Очень заразный.
«Кстати, очень подходящее определение вампиризму. Надо бы запомнить», — отметила Настя.
— А-а, — протянула Петрова, — ну тогда давай выздоравливай, — и торопливо повесила трубку.
«Какая же Соня дура! — подумала Настя. — Похоже, она боится, что заразится прямо через телефонную трубку! Как хорошо, что теперь я прекрасно обойдусь и без ее компании!»
Девушка вышла к детской площадке, села на спинку лавочки, поставив ноги в черных сапожках прямо на сиденье — с имиджем пай-девочки было окончательно покончено, — и набрала номер Вадима.
— Привет, — промурлыкала она в трубку, когда на другом конце нажали прием.
— Привет, — отозвался он, в его голосе звенели то ли серебряные колокольчики, то ли льдинки.
— Это… — Настя замялась, вспоминая, назвала ли она вчера свое имя… да и нужно ли оно, имя, вообще? Какой в нем прок? Вот учитель называет себя просто учителем. Почему бы не придумать что-нибудь столь же простое и элегантное?..
— Да, я узнал тебя.
— Я бы хотела встретиться с тобой сегодня. — Настя тряхнула волосами, входя в роль роковой соблазнительницы: не зря же красавиц так и называют — женщины-вамп.
— Я бы тоже очень хотел встретиться с тобой. Я думал о тебе все это время.
— Вот и отлично. Сможешь подъехать к моему дому через полчаса?
— Да, — ответил он.
— Тогда до встречи!
Настя ликовала. Ликовала. Ей определенно нравилось ее новое тело. Сильное, гибкое. Все складывалось прекрасно. Хорошо, что учитель сделал ее такой… Что-то, кстати, давно его не было видно. Вообще-то так не поступают. Как там было у Антуана Экзюпери: «Ты в ответе за того, кого укусил»? Нет, конечно, не совсем так, но суть одна. Он оставил ее разбираться с новыми проблемами в одиночку, даже не поинтересовавшись, где она собирается ночевать… в смысле, наоборот, проводить день, укрываясь от солнца. А если бы она, как идиотка, осталась на улице и была сожжена рассветными лучами — неужели его это совершенно не интересует?!
