Дома я сделала отвар и уже собиралась ехать в больницу, когда ко мне подошёл Максим и извинился. Видимо, мама взывала вчера не только к моей совести. Однако он по-прежнему и слышать не хотел о Дилане, снова закатил истерику, что ни за что не будет жить вместе с ним. В то, что Дилан стал прежним и больше никогда не обидит нас, Максим не поверил, он, как заведённый, повторял, что пусть лучше у него вообще не будет отца. Оставалось только надеяться на его короткую детскую память и отходчивость.
Сашка со Светой молчали, но отношение к происходящему было написано на их лицах. Одна мама подробно расспросила меня, как дела у Дилана. Ничего определённого я говорить ей не стала, во избежание нового потока обвинений.
В больницу я вернулась уже после обеда, первым делом пришла к Дилану. Он лежал в общей палате, не спал. Я заметила, что отёк начал потихоньку спадать с его лица.
— Привет! Выглядишь гораздо лучше. Как ты себя чувствуешь?
— Нормально.
— Это хорошо. Я принесла тебе кое-что. Выпей, ещё тёплый.
— Что это?
— Отвар живицы. Секрет твоей бабушки. Поставит тебя на ноги. — обнадёжила его я. — Врач приходил? Что сказал?
— Ничего особенного, поставили капельницу с утра и всё.
— Ел что-нибудь?
— Нет, не хотелось, ещё тошнит.
— Пей отвар, поедем домой, нечего тебе здесь больше делать.
— Куда домой? — не совсем понял Дилан.
— Пока что вернёмся в Нижний Волчок.
— А потом что?
— Потом нам потребуется какое-то время на то, чтобы Максим смог заново привыкнуть к тебе. Я постараюсь поговорить с ним, пока что он не готов к этому. — уклончиво ответила я. — Я сейчас пойду к твоему врачу, а ты пока выпей отвар.
Врачом оказался тот же самый мужчина, который несколько лет назад оперировал Дилана после огнестрельного ранения, он тоже узнал меня, даже поинтересовался, как у нас дела.
— Я хочу сейчас забрать Дилана из больницы, отлежится дома.
— Уж не знаю, каким чудом вам удалось поставить его на ноги после ранения, но вы же понимаете, что здоровье у него хуже, чем у шестидесятилетнего? Очень и очень слабое сердце, предынфарктное состояние: любой стресс может оказаться для него смертельным.
— Да, понимаю. Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы он поправился.
В итоге я забрала Дилана, мы вернулись, снова заняли мамину комнату. Я сварила овсяную кашу, заставила его съесть всю тарелку, после чего он почти мгновенно уснул и проспал целые сутки. Это нормальное явление: после отвара живицы всегда долго и крепко спится.
До конца моего отпуска оставалось два дня, пора уже было возвращаться в город, к работе. Максим сказал, что хочет остаться в деревне ещё, мама поддержала его желание.
Перед отъездом я старалась как можно больше времени проводить с сыном, мы ходили купаться, пололи грядки в огороде, играли. Один раз Дилан попробовал заговорить с ним, всё закончилось криками и истерикой. Я поняла, что ещё слишком рано мирить их.
В город мы с Диланом возвращались вдвоём, несколько раз останавливались на трассе, чтобы отдохнуть и просто отвлечься от дороги, он всё ещё неуверенно чувствовал себя за рулём. Так, деля дорогу на короткие отрезки, мы возвращались в город. Я завела разговор:
— Чем планируешь заняться?
— Вернусь к работе. — был его ответ.
— Я думаю, сначала тебе необходимо восстановиться.
— Я в норме.
— Ну-ну… — недоверчиво покачала головой я и сказала. — Да, мне надо поговорить с твоим отцом. Сегодня же.
— Зачем?
— Расскажу ему о твоих приключениях… И будем думать о том, как жить дальше.
— Только не надо меня жалеть. — неверно истолковал мои мысли Дилан. Сам он при этом неотрывно смотрел на дорогу перед собой и вид имел предельно сосредоточенный.
— М-м-м… То есть у тебя уже готов план действий? Поделись же?
— Я не ребёнок, Диана, я тебя услышал и понял. Убиваться по этому поводу и сводить счёты с жизнью я не собираюсь.
— Но и пытаться как-то всё исправить тоже… — логически завершила его решение я.
Он промолчал, но было видно, что он нервничает. Я продолжила:
— Родилась девочка, которая в будущем станет женой Максима. Мы уже дважды ездили к ним в гости, они живут в Таганроге. — Дилан сильнее вцепился в руль. — О, к чему это я, как думаешь?
Машина вильнула, мы снизили скорость и остановились на обочине.
— Чего ты от меня хочешь? — устало спросил Дилан.
— Я чего хочу? Помнится, это ты грозился, что не сможешь жить без меня и всё такое. Теперь, когда я сижу рядом, ты делаешь вид, что тебе вовсе никто не нужен.
Он откинулся на сиденье и закрыл глаза, у меня появились подозрения, что это вовсе не игра драматического актёра, и его самочувствие несколько хуже, чем он пытался показать.
— Эй? Тебе нехорошо?
— Я всё пытаюсь переварить то, что ты мне тогда сказала. — ответил он, имея в виду моё признание про занятие проституцией.
— Мы прошли через адский кошмар, Дилан. Хочешь обвинять меня — обвиняй. — коротко ответила я.
Да, вся эта цепочка событий с необратимыми последствиями и смертей началась с моего необдуманного решения, но потом мою эстафету приняли и другие лица. В итоге накосячили все, не только я, так что глупо было бы взваливать всю ответственность на себя.
— Я хочу знать нашу историю «от» и «до». — потребовал Дилан.
— Ладно. Я расскажу тебе всё, но не сегодня. Ты в состоянии вести машину?
Дилан завёл автомобиль, мы продолжили путь, до города добрались только к вечеру, пару раз на развязке свернули не туда:
— Ты пропустил наш поворот. — спокойно и без раздражения заметила я. — Совсем не помнишь улиц?
— Просто немного устал. — признался он.
— Уже почти приехали. Сейчас налево, остановись у магазина, купим чего-нибудь поесть. Что хочешь?
— Без разницы. — Дилан вышел из автомобиля, и его пошатнуло, он тут же опёрся на капот, чтобы удержать равновесие.
— Тебе лучше вернуться обратно в машину, я схожу одна.
На этот раз он не стал врать, что всё в норме, и сделал, как я просила. В итоге я быстро управилась с покупками и мы благополучно добрались до дома, где жил Дилан.
По лестнице поднимались медленно, сердце у Дилана колотилось, как бешеное, он просто физически не мог двигаться быстрее. Дома он сразу лёг в постель. Я заметила, что кто-то позаботился о том, чтобы у шкафа были новые дверцы, и ничто не напоминало о случившемся. Я же направилась поговорить с Владимиром Александровичем.
Открыл мне сам Седой, и я, как обычно, без вступлений, сказала:
— Здравствуйте. Я к вам.
Старик открыл дверь шире и впустил меня. Мы прошествовали в его кабинет, где он величаво устроился в своём до неприличия шикарном кожаном кресле.
— Слушаю. — недовольно бросил он.
— Выяснилось, что у Дилана серьёзные проблемы с сердцем. Он нуждается в лечении. Я прошу вас отправить его куда-нибудь на море, подальше отсюда.
— Я дал ему достаточно времени на лечение. У нас многомиллионный проект, пусть сначала заработает столько денег, сколько я в него вложил! — прогремел бас Владимира Александровича.
Мне такой тон был давно привычен, поэтому я не впечатлилась.
— Я сейчас не уговаривать вас пришла. — без капли страха перед суровым стариком ответила я.
— Говоришь, серьёзные проблемы? — наконец, услышал меня Седой. — Что за чушь? У него всегда было крепкое здоровье.
— Увы, теперь нет. Препараты, которые он принимает против выработки гормонов, несовместимы с алкоголем.
Старик встал со своего кресла, повернулся лицом к окну, некоторое время молчал.
— А кто просил его пить? Сопляк!.. — заворчал Седой. Я терпеливо ждала, пока он выпустит пар. — Насколько опасно его состояние?
— Его сердце может остановиться в любую минуту.
— Он никуда не поедет. — объявил тот.
— Но… — возмутилась было я.
— Пока ему не станет лучше. До этого времени всё под твою ответственность.
— Спасибо.
— Свободна.
Я не ожидала, что Седой окажется таким сговорчивым. Удивительно. До меня не сразу начало доходить, что старик таким образом пытался выразить мне благодарность за то упорство, которое я проявила, чтобы его сын остался жив. И теперь я могла сказать, что происходит нечто из ряда вон выходящее.
