сделать – рассказать Ллиошэсу. Пусть деймар самоуверен, резок и реагирует на все довольно жестко, но он единственный, кому можно доверять в этом деле безоговорочно. Наверное, я бы рассказала ещё Моэри, но друг куда-то исчез. И мы решили отложить все до завтра.
Может, ещё и потому, что мне стало резко нехорошо. Мутило, бросало то в жар, то в холод, ладони горели огнем. Кажется, Игги носилась с горячим взваром и какими-то травками, мелькал Микки, и даже Обормот жалобно смотрел огромными голубыми глазищами.
А потом пришел холод.
Он буквально вымораживал, выстуживал, забирал все тепло. Заставлял сердце сжиматься, а голову – идти кругом. Наверное, я даже что-то бормотала. Мне виделся то Ллиошэс в набедренной повязке, то Корней с огромным топором, то мерцающая громада эмиссара, который танцевал лезгинку. Все мешалось, кружилось, летало. Мир вокруг меня покрывался инеем. Кажется, я просила согреться. Жаловалась, что из Микеланджело слишком маленькое одеяло – да ещё и когтистое.
Брыкалась, когда меня ухватил какой-то монстр и начал шипеть, сверкая красными глазами.
Потом монстр неожиданно успокоился. Меня подняли и куда-то понесли, покачивая на мягких волнах. Куда? Я не поняла, пока не оказалась… где? Кажется, в центре какого-то слепящего и обжигающе горячего магического кокона.
Ох, нет, это был уже даже не кокон – а самый настоящей костер, сотканный из алых, золотистых, багряных, светло-лиловых и иссиня-фиолетовых лент силы.
Они обнимали мое тело, как будто вымывая холод каждым движением, каждым касанием шелкового огонька.
Пугали и завораживали.
А я буквально висела в воздухе, в центре этого кострища, и не чувствовала совершенно никакого дискомфорта, кроме лёгкого жара.
Холодное лицо Ллиошэса оставалось совершенно невозмутимым – только ноздри раздувались.
— Будете думать, прежде чем соглашаться на предложения сомнительных спящих мумий, — язвительно заметил деймар, — как будто сожрав какой-то кристалл можно в самом деле разом научиться контролю над магическими потоками.
— Ай, — виновато ойкнула, почувствовав, что меня что-то кусает за… бедро?
Я же не покраснею, нет? На мне была одна ночная рубашка – длинная, но, увы, совершенно липкая от пота и льнущая к телу.
— Я боялась, что потеряю контроль над своей силой и ее запечатают. Боялась, что надо мной будут смеяться, что меня выгонят из Академии и я тут же попаду в лапы тира Корнэлла, — выдохнула, честно расписываясь в собственном безрассудстве и глупости.
Наверное, будь я в более адекватном состоянии – промолчала бы.
— Здесь и так творится снежный тролль знает что! Адепты проводят какие-то эксперименты на сокурсниках, кто-то нападает на студентов, преподаватели многое замалчивают! Да, я виновата, — выдохнула, — я испугалась. Сдурила. Совершила жуткую глупость, в которой полностью раскаиваюсь.
— Мне кажется, я ясно дал понять, что присматриваю за вами, тирра Дайана, — сощурились багровые глаза, — неужели моего слова о том, что с вами не случится ничего дурного, недостаточно? Я как-то не сразу сообразил, что у вас хватило глупости согласиться на предложение Стужи, хоть и присматривал за вами все время краем глаза!
Продолжая выговаривать, меня овевали лёгким магическим ветерком (ещё одно заклинание? Щекотное!), и к телу возвращалась чувствительность.
Мне оставалось только молча кусать губы. Да, я виновата. И полностью осознаю это. Все могло бы закончиться куда более печально, чем даже при сделке с Вильремом. Да, я слишком мало знаю об этом мире, но, котики вас покусай – я пытаюсь привыкнуть!
Как я могла рассказать, если все ещё не доверяла до конца самому Ллиошэсу?
Это если не считать треклятое эмоциональное буйство обэльфячившегося тела. Справиться с этим почти подростковым бунтом оказалось весьма сложно – вот и бросало из крайности в крайность.
Да, мои эльфийские «родители» об этом предупреждали и в каждом письме поддерживали и успокаивали. Но ты, Данка, несносная девица, все равно натворила… по самые уши влезла в неаппетитную жижу, теперь расхлебывай!
— Вылезайте! Вылезайте-вылезайте из магического заклинания, что я там не видел! Все, я вас опустил на пол. Сейчас вы выползите из Огня чистоты, приведете себя в порядок, расскажете мне о своих великих подвигах, а потом – займетесь домашней работой. Начинаю осознавать, почему попаданцев отправляют в одну Академию. Когда вы в стае, справиться проще, — пробормотал мужчина себе под нос.
Ухмылка на губах говорила о том, что сказал он это специально.
Я же не стесняюсь, нет? Щеки горячие потому, что стало жарко. Я переступила с ноги на ногу и выскользнула из «кострища» как можно спокойнее. Конечно, пропитанный потом «балахон» мало что скрывал.
— Я отвернусь, — блеснули глаза, — в конце концов, невесту до свадьбы видеть вот так просто неприлично, — мужчина резко развернулся ко мне спиной.
Языки силы исчезли, не оставив и следа на полу.
— Я не ваша невеста, — тихо возразила, с облегчением сбрасывая липнущую к телу тряпку.
— О нет, моя прелестная тирра, — бархатный голос прошелся шелковой лентой по коже, — вы сами сделали выбор. Ваше недоверие меня определённо оскорбляет, но…
Ко мне ловко повернулись и в один миг схватили и замотали в огромный плед, прижимая к себе. Возмущенная гусеница в моем лице успела только тихо пискнуть.
— Прошу простить мою торопливость, — алая прядь пощекотала щеку. В ноздри ударил слабый запах соли, огня и почему-то – малины, — не беспокойтесь, на ваши прелести я пока не претендую. Они слишком задерганные, миледи.
— Вы образец галантности, Ваше Сиятельство, — пробормотала, чувствуя усталость.
Уже сквозь полудрему ощутила, как меня опустили на кровать, стащили плед и, кажется, собственноручно переодели. Стыдно мне станет потом. Немного позже. А пока… можно я посплю? И в этом сне мне приснится, что когтистые ладони гладят меня по голове, перебирают пряди, расчёсывают. Что меня целуют, прикусывая кожу. Что мне тихо шепчут что-то на ухо на незнакомом языке.
Потому что в реальном мире, конечно же, такого никогда не будет.
Любовь к эльфу крови – острый клинок, опасный яд, сладкий аромат, что пьянит хлеще вина. Я не знаю, как это – любить. Я никогда не любила мужчину по-настоящему. Белов не в счет. И теперь у меня есть все шансы узнать, насколько опасно влюбиться в деймара. А в древнее беспринципное чудище?
Вынырнула я из дремы, ощутив, что меня душат. А, когда дернулась и открыла глаза – с ужасом захотела их закрыть. Потому что я лежала на горячем дышащем и шевелящемся теле,
