Вновь посмотрев на Ригана, я отметила, что и взгляд у него тоже, как у андроида, пустой. Он мне душу вывернул, про папу-маму рассказал, про то, каким самодовольным петухом был, и чисто логически должен был расчувствоваться, разволноваться. Но он все так же отстранен.
— Ты выжил и отомстил. С рабством в той системе скоро будет покончено, РО присоединит эти планеты, наконец. Именно это вы планировали с дядей когда-то. Хорошее дело сделано, можно и порадоваться.
— Может быть, может быть… — произнес Риган задумчиво. — В юности я с ума сходил от того, что все за меня решали. Я мечтал о свободе. Но есть ли она, эта свобода? Может, ни у кого из нас выбора нет, и все давно решено за нас, каждый «наш» выбор, каждый «наш» поступок. Как это называется? Судьба? Рок? Вы, центавриане, говорите, что на все воля Звезд. Значит, Звезды управляют нами всеми?
— Считаю, нет никакой судьбы, никого рока, и что все наши поступки — продукт нашей воли и желаний. Это честно и понятно. Атака на Лаг случилась, потому что так решил Юго Виррас, а защитить Лаг твои не смогли, потому что тормозили со вступлением в Союз и были слишком беспечны. Что же касается тебя… Ты выжил, потому что сильный. Убил рептилоида, потому что неуязвимый. И отомстил, потому что счел, что так будет правильно.
— Не люблю центавриан, но логическое мышление — ваша сильная сторона, — произнес со слабой улыбкой Риган.
— Моя сильная сторона — эмпатия. Ты хотел мести всегда, даже когда ничего не помнил. Тобой двигало желание выжить, обрести силу и отомстить, восстановить порядок. Это была твоя цель. И вот цель достигнута… К чему стремиться дальше? Ты еще не нашел новую цель, поэтому и раскис и задумался о судьбе.
— Нет, не поэтому, — с неожиданной горечью сказал он, и столкнул с колен громадную голову Космоса, которую тот опустил, чтобы легче было принимать ласки. Лигр недовольно буркнул, но отошел, а сам Риган встал, подошел к моей койке и взял за руку.
Я не стала руку вырывать, понимая, что нам нужно решить все здесь и сейчас.
— Я люблю тебя, Кэя, — просто сказал он.
Так и знала, что под конец он брякнет что-то подобное! Нашел, как подвести итог своей исповеди…
— Да, люблю, — повторил он, и криво усмехнулся. — Лирианцы говорят, что любовь такая чудная вещь, которая любого может исправить, но я, видно, безнадежен. Понимал, что ты лучшее, что со мной случалось, видел, что ты по какой-то неведомой причине тоже любишь меня, но закрывал на это глаза, отталкивал тебя. Скажи, какой гнилой тварью надо быть, чтобы повести любимую женщину к рептилоиду на внушение? Будь родители живы, они бы отреклись от меня, узнав об этом. Я себя убедил в том, что месть — главное, а все остальное не имеет значения. Тебя спасла случайность, Кэя. Повезло, что я себя возненавидел за это решение, что вошел в состояние неуязвимости… Я должен был умереть тогда, но меня вытащили с того света, реанимировали. Очнувшись, я заставил себя забыл о тебе. Месть — на первом месте. Вот что я себе твердил. А потом была та встреча на планете Кресов… Я увидел тебя с Нигаем, а потом в беседке, и испугался, что ты прыгнешь в пропасть… Идиот! Никогда бы ты не прыгнула. Нам лучше было бы не встречаться, но я подошел и все испортил. Ты так на меня смотрела… Я должен был сделать что-то, чтобы ты меня возненавидела, вычеркнула из сердца. И тогда наплел на про другую женщину, на которую ты якобы похожа. Ты ушла. Я отпустил тебя, зная, что тебе нелегко с Нигаем, что ты в опасности. Только когда мы разобрались с этим гребаным Хозяином, я решил, что теперь можно и тебе помочь. Отправил экспертов и союзные войска на Гебуму. Но было поздно… Нигай убил тебя. Ожидаемо! Я знал, что так будет. Месть удалась — значит, я потеряю тебя… Вот и потерял. Мы все тебя потеряли. Не лирианцы, не Гетен, не врачи тебя спасли, а животные. Они куда честнее и преданнее людей — всегда защищают тех, кого любят. Получается, я хуже, чем животное. — Он усмехнулся, задумался о чем-то ненадолго, и продолжил: — Я не зря спросил у тебя про судьбу. Когда случается дерьмо, хочется верить, что это все по воле рока, что это Звезды так решили, хочется скинуть ответственность на что-то абстрактное… Но все решают только наши поступки. Поэтому отныне я хочу совершать только хорошие поступки. — Риган поднес мою руку к губам и поцеловал. Губы его показались мне очень горячими. Медленно опустив мою руку, он сказал: — Самое лучшее, что я могу для тебя сделать — никогда больше не тревожить.
Поднявшись, он вышел из палаты.
Глава 27
Рассказ Ригана поразил меня. После его ухода я точно впала в транс, и снова и снова обдумывала каждое сказанное им слово. Любит он меня… да как он смеет говорить такие слова?! Он и впрямь «гнилая тварь», ничем не лучше Сейда или Нигая, и был таким с юности, когда родину предал! Что хорошего ждать от такого типа? Он столько раз презрительно отзывался о «бесчувственных» центаврианах, но сам поступил по-настоящему бесчувственно!
Я встала с койки и стала ходить по палате, распаленная злостью и не замечая, как меня шатает от слабоси. Космос, ощущая, что я отнюдь не в хорошем настроении, предусмотрительно отошел в уголок и максимально «ужался», чтобы казаться незаметным. Не сработало, он все равно занимал солидную часть пространства. И, раз уж был рядом, ему я и стала выговаривать:
— Махровый эгоист, самонадеянный человечишка! Слышишь, Космос? Он предаст тебя, если этого потребует дело! Бросить умирать, сам скормит чешуйчатому, если придется, потому что дела всегда на первом месте! А раз дела на первом месте, то какого цвина он считает себя человеком? Тварь он хладнокровная, рептилоид! Чешуи только не хватает! Тенк в десять раз человечнее!
Космос задумчиво на меня глядел и ожидаемо не отвечал. Выговорившись, выплеснув весь запал, я обессиленно легла в койку и закрыла глаза. Зря я надеялась на сон, заснуть мне так и не удалось. Проворочавшись без толку, я решила позвать медсестру и вытребовать у нее снотворное, но, поднявшись, передумала ее звать; вряд ли бы даже снотворное смогло заставить мой возбужденный ум сдаться сну. Присев рядом с посапывающим Космосом, я уставилась в стену и снова прокрутила в голове историю Ригана.
Ошибок он немало наделал, душу мне всю вытряс. Я не единственная его "жертва": он и своим родным нервы трепал, причем первоклассно, по-центавриански. Взял да принял гражданство РО… Но он был к тому времени совершеннолетним человеком и имел право выбирать, где жить, и как жить. Он не хотел оставаться на Лаге, жить по заведенному порядку, и прямо говорил об этом родным.
А когда случилась атака, он, не раздумывая, вернулся к родственникам и стал оказывать сопротивление людям Хозяина. Пусть он действовал, как дурак, но он действовал, не трусил, не прятался, защищал своих.
Из рабства сам себя вытащил, ценой собственной боли и крови, и Скирту тоже, кстати, освободил. Наемником стал далеко не сразу, добивался лицензии долго, и вряд ли это было просто и легко; я хорошо помню, каков нравы и законы на Тайли.
Риган сильно пострадал из-за Хозяина, лишился всего, даже какое-то время жил без имени, рабом. Могу ли я обвинять его в том, что он колебался, выбирая между местью и мной? Будь он действительно «гнилой тварью», не колебался бы вообще. Не стал бы помогать мне отыскать Улыбашку, не стал бы вызволять из рабства, не полетел бы на Тои за моей подругой. Да, он решил пойти на сделку с Сейдом, и позволил отправить меня на внушение, но сам же своим чувствам проиграл, и в итоге переубивал всех, кто мог представлять для меня опасность. Меня саму не тронул, хотя во время своего первого «приступа» убил родных. Его кем угодно можно назвать, только не «бесчувственным»…
А наши с ним странные отношения, наш уговор? Он ведь ни разу, ни разу не намекнул, чтобы я чего-то ждала от него, чтобы надеялась на него, как на защитника. Наоборот, он сразу предупредил, что если я буду мешать, сдаст работорговцам.