как часть рабочего помещения. Взамен я была обязана варить для лекаря все зелья, которые он закажет, в пределах моих сил и по минимальной цене. Зато с тех, кто приходит ко мне не от Сиринжа, я могла брать любые деньги.
Я потратила часть золотых из запаса, который привезла с собой, но теперь мне не приходилось его трогать, разве что, совсем немного.
Я выписала журнал "Искусства Риконбрии" — двухсотлетнее издание, сохранившее название со старых времен, и еженедельную газету новостей графства Этсон. Сиринж делился со мной журналом "Лекари и лекарства". Раз-два в неделю мы пили чай в его гостинной, более просторной, чем моя, и обсуждали новости профессии.
Неправильно приготовленная база, которую я забраковала в день приезда, навела меня на мысль. Составы базовых зелий оттачивались веками — какие травы и какие добавки, пропорции, температура и продолжительность варки, порядок смешивания. Последнее столетие зельемагическая наука меняла что-то, только если открывали новую добавку, а это случалось только дважды. Но что, если для тонкомагических воздействий база должна быть другой?
Я допила шоколад и дочитала статью про новую оперу, которую с успехом поставили в столице и теперь везут по провинциям. Нужно будет посмотреть в "Еженедельнике", нет ли гастролей в Лероне.
В лавки сегодня идти не хотелось — к зиме стоило привыкнуть. Вечером ко мне обещала зайти Келли, дочь единственного в Раэлине ювелира, который обладал небольшой магтефакторской магией и кроме украшений занимался ремонтом мелкой механики. Девушка унаследовала небольшой дар, но академия — слишком дорогое удовольствие. Сейчас семья копила деньги, чтоб отправить Келли на месяц-другой в Лерон — брать уроки у частного учителя.
С этими мыслями я спустилась в лабораторию.
Мой дар земли достаточно хорошо развился в академии, чтоб научиться определять состав и пропорцию зелья. Прочие подробности его создания — нет, не получалось, но я решила начать с состава. Отобрав у Сиринжа с полсотни плохо сваренных пузырьков, я принялась переливать их в крохотные колбы величиной с наперсток и воздействовать на эту малость тонкими плетениями. После первых двух дюжин я уже, было, решила, что моя идея была глупой и наивной, но сегодня мне повезло: у одного образца коричневый цвет сменился на более яркий оранжевый, чем у тонкомагического пузырька, который я поставила рядом для сравнения.
Итак, что у нас изменилось? О, травница добавила слишком мало вытяжки из косточек рябины. Разница совсем небольшая.
Дома отбросили длинные фиолетовые тени наискосок через улицу Горшечников, когда я доварила пятый и шестой образцы зелья от болей в почках, отлила из них "наперсток" и тут же опробовала магию. Цвет пятого стал ярче, чем у всех его предшественников, а вот у шестого чуть тусклее.
Темнеет, и пора заканчивать, скоро я перестану различать мельчайшие оттенки, что так важно в моей работе. Но уже понятно, что рябины нужно добавлять вполовину меньше, но если еще уменьшить порцию, эффективность зелья снова падает.
Я так устала, что не было сил радоваться. Я наткнулась на новую ветвь исследований! Если мне повезет, к весне я соберу достаточно составов для новой книги. Я, конечно, съезжу в Лерон в дни Зимнепраздника, но дальше у меня будет достаточно занятий в Раэлине. К тому же, трястись шесть часов в промозглом дилижансе… Бррр.
Я содрогнулась от мысли о таковом путешествии, и будто согласный с этим живот свело судорогой. Кажется, я пропустила обед, не услышав стука мальчишки-посыльного из таверны. Все-таки придется одеваться и бежать в бакалею напротив. Один короб в лаборатории я отвела для хранения небольшого запаса ветчины и сыра рядом с артефактом холода, но сейчас короб был пуст. А может, сходить в таверну? Я глянула на хронометр. До прихода подруги еще час.
Закутавшись в теплую накидку и сунув ноги в сапожки — одно из последних приобретений в Лероне, я побежала за угол, где на толстых цепях раскачивалась табличка "Белый заяц" с длинноухим зверьком того же цвета. Меню "Зайца" было меньше, чем у папаши Рума, но кухня семьи Коттон отличалась небольшими порциями, тонким знанием специй и множеством разнообразных овощей. В Раэлине шутили, что папаша Рум готовит для мужчин, а Коттоны — для женщин. Коттоны редко успевали сделать еду на вынос, поэтому заказывать приходилось у Рума или в "Кривой сосне", но посидеть в маленьком зале, выпить затейливо приготовленного отвара и почувствовать себя снова состоятельной госпожой, у которой милая официантка принимает заказ — за этим я ходила в "Белый заяц".
Мне принесли тарелку, на которой по кругу были выложены кусочки мягкого белого сыра, ломтики зажареной на решетке курицы, маринованной в смеси специй, которые даже я с моим даром не все смогла опознать, сохранившиеся не иначе как магией мелкие помидоры последнего урожая, вымоченный в эле слегка обжаренный пурпурный лук, тонкая соломка желтой моркови, темно-коричневые маслины в оливковом масле и три вида зелени. Рядом алел стакан клюквенного морса. Я улыбнулась официантке. В ком-то из Коттонов спит художник.
Раэлин был немногим меньше моего родного городка. Удивительным образом я нашла в Раэлине все, о чем мечтала в академии — пожалуй, кроме того, что описывалось в "Искусствах Риконбрии". Только выбирать приходилось не из множества рестораций, магазинов или модных салонов, а из четырех таверн и дюжины лавок. Швейную мастерскую "Кузина Энн" и выбирать не приходилось, она была одной-единственной, и на мой вкус годилась, только чтобы подгонять по фигуре платья, которые я выписывала из Лерона. Наряды из первой посылки кузина Энн посадила мастерски, и мне было того достаточно.
Конечно, изящные бристонские дамы ни за что не зашли бы в эту таверну, фыркнули бы от моей миниатюрной гостинной, а от идеи носить платье из посылки упали бы в обморок. Но я так и не стала светской дамой. Я — магичка-зельевар, и в рабочем фартуке с перчатками и гоглами за столом, уставленным колбами, я чувствую себя лучше, чем в шелковом наряде и шляпке с цветами среди светского общества. Но наряды я все еще любила и
