с пола взрослую девицу такое себе удовольствие.
Вообще, было бы обидно, простели у мужа поясницу. Ведь нет ничего печальнее, чем двое молодоженов, упавших на кровать исключительно, чтобы поохать друг другу на ухо и пожаловаться хвори. Но мужнина поясница оказалась покрепче моей, хрустнувшей, едва нога отправилась на запад, а рука указала на восток.
Филипп аккуратно опустил меня на смятое покрывало. Пока я ковырялась, пытаясь подложить под спину подушку, он поднял книгу, лежавшую с вывернутым наружу корешком. То, что он непременно заглянет внутрь и прикоснется к тайным знаниям, было неизбежно. Едва томик оказался в его руках, я уже смирилась, что придется позориться и даже на секунду прикрыла глаза, чтобы собраться духом.
— Какое любопытное домоводство, — естественно протянул он и с преувеличенным интересом посмотрел на картинки. — Что из этого ты пыталась тренировать?
— Позу свитера! — огрызнулась я.
— Такой нет, — с превосходством опытного мужчины объявил он.
— Тебе лучше знать, — буркнула я и начала задирать юбку, что проверить ноющее колено.
После того, как муж узнал, что дражайшая супруга решила подучиться исполнению супружеского долга по методичке, стесняться было, в принципе, нечего. Он уже в курсе всех моих позорных секретов.
— Вызовем лекаря? — предложил он, откладывая злосчастную инструкцию по доведению семейной жизни до хаоса.
— Неловко, — пробормотала я, путаясь в юбке.
— Мы на горнолыжном курорте, здесь часто травмируют ноги.
— Но они-то падают на склоне, а не с кровати.
— Мы об этом не скажем.
Я одарила его выразительным взглядом.
— Хорошо, давай тогда помогу. — Филипп присел на кровать, и я замерла.
— Ты хочешь помочь мне задрать юбку?
— Посмотрю колено.
— Ладно…
Муж вел себя, как настоящий лекарь: спокойно и даже по-деловому сдвинул юбку, ни разу в ней запутавшись, открыл ноги в белых плотных чулках и вдруг резко поднял глаза. От прямого острого взгляда сердце пропустило удар.
— Придется снять чулки.
— Сейчас, — пробормотала я.
— Я сам. — Он мягко перехватил мои руки.
Через секунду стало ясно, что в лекаря Филипп уже поиграл, и вообще о лекарской науке речь не идет. Ни один профессиональный эскулап никогда не скользит ладонями по ноге до застежки кружевного пояса, глядя глаза в глаза пациентке, отчего внутри у этой пациентки начинало полыхать. Да так, что было недолго до самовозгорания!
Его пальцы добрались до края чулка. Казалось, они уверенной нахальностью заскользят дальше, прикоснуться к самому сокровенному, но Филипп остановился. Каждый раз, когда маленькая пуговка выскальзывала из петельки, я делала крошечный судорожный вдох.
Скользящим движением Филипп спустил шелковистую ткань чулка. Ладонь легла на колено. От нее заструилось живительное, проникающее под кожу тепло.
— Так лучше? — Голос у мужа как будто сел.
— Да, — чуть слышно выдохнула я, хотя где-то между скольжением смелых рук под юбку и расстегиванием пуговиц боль в колене вытеснил жар, охвативший все тело. У меня в принципе прошло в тот момент все, что хотя бы немного ныло. Даже отбитое самоуважение.
Филипп выглядел очень серьезным, но в глазах отражалось напряжение. Не то напряжение, от какого хотелось лезть на стенку и было страшно пошевелиться, а напряжение другой природы. Словно он сдерживал себя, чтобы не сорвать дурацкий чулок, собравшийся на щиколотке нелепой гармошкой.
В следующий момент я резко подалась вперед, прижалась приоткрытым ртом к сомкнутым губам Филиппа и оцепенела, понятия не имею, что делать дальше. Мы замерли, глядя друг на друга с неимоверно близкого расстояния. Он не предпринимал попыток подсказать, что делать дальше. Разве что пальцы по-прежнему сжимали мою ногу.
Вообще, в книге что-то говорилось о красивом белье, свечах и прочих романтических атрибутах, создающих правильную атмосферу. У нас во всю горел свет, я сидела на кровати в нелепой позе с задранной юбкой, предпринимала смехотворные попытки соблазнить собственного мужа, а он не подавал признаков движения. Что-то явно шло не по книге…
Я оторвалась от его губ, отстранилась и пробормотала:
— Так и будешь смотреть или уже поможешь?
— Ты уверена? — совершенно серьезно спросил Филипп, по-прежнему не предпринимая ни одной попытки стать из номинального мужа официальным.
— Да.
Едва тихое признание прозвучало, его губы завладели моим ртом. Ох, эти божественные губы! Он целовался умопомрачительно, в прямом смысле слова. На некоторое время я выпала из реальности, и в чувство меня привел неуместный стук в дверь. Я обнаружила себя лежащей на спине, с расстегнутым до пояса платьем, без одного чулка и готова потерять не только второй чулок, но и абсолютно все: чем прикрывалась и что берегла для мужа, сейчас сделавшего очень глубокий вдох.
Люди из внешнего мира не догадывались, что в номере уже никого не интересовал ужин. Они нас очень хотели накормить. Видимо, поэтому из большого альтруизма постучались еще раз.
— Мы же не будем открывать? — тихо спросила я.
— Ни в коем случае, — лениво отозвался Филипп.
— Тогда приглуши свет.
Огни начали гаснуть, медленно и неохотно. Пронзительный свет потолочной люстры исчез, лишь один ночник отбрасывал неяркое мерцание. Спальня погрузилась в полумрак, нас обступили тени. Полагаю, тем самым Филипп признавал за мной право быть неопытной, неловкой и смущенной. Такой, какой бывает девушка, впервые оказавшись в постели с мужчиной.
И из платья я выбиралась неуклюже, неповоротливо ворочаясь на кровати. Такое счастье, что оно наконец отправилось на пол! Филипп застрял головой в свитере, когда я активно помогала ему раздеваться. От чулка отлетела пуговица, исподняя сорочка зацепилась за остатки булавок. Булавки тоже разлетелись, и буйная кудрявая шевелюра немедленно начала лезть в глаза. Никакой изящности, право слово!
— Куда ты торопишься? — с улыбкой спросил муж, заправляя мне за ухо непослушный локон.
— Не хочу, чтобы кто-то еще постучался и помешал, — пробормотала я, наконец с наслаждением оглаживая его сильные широкие плечи.
Он опустил голову и, щекоча дыханием, хрипловато прошептал:
— Закрой глаза.
Рука, расслабленно лежащая на моем бедре, скользнула выше, по чувствительной нежной коже. Пальцы забрались под белье. От бесстыдного прикосновения я вздрогнула, судорожно вздохнула и почти съежилась, инстинктивно желая куда-нибудь… отползти. Не знаю даже куда. Видимо, забиться под подушку.
Смущалась я, правда, недолго. С первой волной удовольствия застенчивость исчезла. Тело охватила дрожь, с губ сорвался стон и еще один. Наверное, со стороны казалось, будто женщину в спальне мучали. Филипп глубоко, с языком поцеловал меня, и в этот момент
