Шаг, еще шаг, еще.
Они вышли из проулка, обошли несколько серых многоэтажек, пока не вышли на парковку, на которой аляповатым пятном стоял длинный белый лимузин с красной крышей.
— Прошу, — Нику открыл ему дверь, дождался, пока Платон зайдет внутрь, а потом сел сам.
Машина тронулась.
Альбеску щелкнул пальцами, и мерный гул в ушах исчез. Платон вздрогнул, начал оглядываться.
Он находился в салоне лимузина. Яркий потолок с тысячей лампочек зеленых и красных цветов. Коричневые кожаные диванчики, огромный бар в самом конце машины. А над баром неоновая фигура клоуна со слезами на щеках.
Нику откинул дверцу бара — внутри оказался холодильник с пластиковыми пакетами, наполненными кровью, из каждого торчала закупоренная прозрачная трубочка.
Вампир достал один из пакетов, откусил кусочек трубочки, выплюнул куда-то на пол и принялся цедить кровь. Из кармана вытащил телефон, уткнулся в него, что-то листая на экранчике.
Платон даже моргнул несколько раз. Выглядело странно. Слишком уж похоже на настоящего подростка.
Ехали они минут сорок. За это время вампир выпил четыре пакета с кровью и ни разу не отвлекся от смартфона.
Машина остановилась, Нику убрал телефон.
Дверь открылась с той стороны. Вампир вышел первым.
Рядом с машиной трясся маленький человечек чуть выше метра. На нем была шапка с бубенчиками и клоунский грим.
— Этого отмыть и одеть. Если будет просить, то накормите, — приказал Альбеску, затем резко развернулся к Платону, снова перехватив его взгляд. — Не уходи далеко, — улыбнулся он, странно сверкнул глазами. — Пока игра не началась.
Сердце пропустило удар, а по всем нервным окончаниям сразу словно ударили молотком. Платон тряхнул головой, прогоняя это мерзкое чувство, но вампир уже потерял к нему всякий интерес, зашагав в сторону циркового купола, возвышающегося в сотне метров от парковки.
— Да, господин, будет сделано, господин… — лебезил тем временем человечек, продолжая кланяться даже тогда, когда Нику уже скрылся из виду.
В голове вспыхнуло видение: карлик, уже седой и морщинистый, протягивает руку Альбеску:
— Позвольте послужить вам в последний раз. Выпейте меня...
«...Как-то это всё странно», — подумалось орку.
— Идём, — человечек махнул рукой Платону, сам уже спеша меж фургончиков и шатров.
Атмосфера здесь была как будто из далекого прошлого. Жилища бродячих артистов, словно сошедшие в этот мир со страниц старых книг. Правда, самих людей (или нелюдей) видно не было.
— Это тебе приготовили. Будешь здесь жить, — человечек указал на один из фургончиков, вместо двери в проеме висела линялая розовая тряпка. — Там, с той стороны от стоянки, есть биотуалет и душ. Воды не много, так что будь экономнее. А то если арахне воды не достанется, она будет злая, а Нику нравится смотреть, как она приучает излишних чистюль к экономии. — Существо махнуло рукой туда, где стояли туалеты.
«Когда они успели всё подготовить?» — нахмурился Платон. Судя по всему, Виктор был прав. Отец действительно гнал его прямо в руки Альбеску, чтобы избавиться. И от этой мысли становилось горько, грудь сдавливало от безнадеги.
Серп все продумал. С самого начала он растил его как свое послушное орудие. Неужели он с детства стал запасным планом отца? С того с самого момента, как тот показал ему ритуал «пробуждения силы рода»?
И Платон с тщеславием, не желанием мириться с поражением и бараньей целеустремленностью пер в широко расставленные сети. Он решил, что лучше пойти до конца, лучше сдохнуть, сойти с ума, чем остаться калекой…
И в итоге он больше не калека. Он орк с древним даром, уходящим в глубину веков их рода.
Вот только поздно он понял, что нужно ему совсем не это. Образ Марьяны встал перед внутренним взором. Единственное, что было хорошего во всей этой истории, что она была свободна. Теперь главное, чтобы Виктор сдержал обещание и передал его братьям послание. Или, может, попытаться это сделать самому?
— А где все? — спросил Платон у карлика.
Тот постучал себя по запястью левой руки, словно там были часы.
— Так репетиция же! И мне тоже уже пора. — Человечек, спохватившись, зазвенел бубенчиками и убежал, оставляя Платона одного.
Орк даже заходить в фургон не стал. Сделал вид, что идёт к туалетам, а сам обогнул шатёр цирка и устремился в сторону дороги.
Своей смерти он не видел. Он вообще не видел никаких образов.
До дороги оставалось каких-то метров десять. Платон слышал, что его кто-то окликнул, но не стал оборачиваться, лишь ускорил шаг.
Три метра, один...
Едва он вступил на асфальт, как в голове снова мерно загудело. Он моргнул, а когда открыл глаза, уже стоял рядом с выделенным ему фургончиком.
«Чертовщина какая-то».
В следующей раз он пошел в другую сторону, несколько раз обернулся, проверяя, не идёт ли за ним кто, но никого не было. И снова — звон в ушах, гул, потеря концентрации. Затем закрытые глаза, и... снова проклятый фургон.
В третий раз он попробовал просто из злости. Из-за того, что внутри давила необходимость хоть как-то действовать.
И на четвертый тоже, а на пятый... На пятый что-то словно надломилось внутри. Обреченность сдавила железным обручем. Платон ушёл принимать душ и приводить себя в порядок.
В фургоне нашел во что переодеться. Вещи были свалены кучей в углу на входе. Все было либо безвкусно-ярким, либо с дешевыми блестками. Пожалуй, костюм, который он снял в крематории, был не так уж плох — только рукав порван.
В итоге брюки он оставил те же, а рубашку взял из кучи шмоток. Черная, атласная, с красным вышитым клоуном сзади — символом Альбеску.
Что еще оставалось делать? Надев ее, Платон направился в цирковой шатер.
«Кто-то из местных писал Дитриху на почту, надо разыскать его и попросить отправить послание… — эта мысль помогла обрести хоть какую-то цель. — А пока… посмотрим шоу…»
Из шатра доносились звуки музыки, голоса… и одинокий смех и аплодисменты единственного зрителя.
***
Дорога вышла, прямо скажем, напряженная. Сказывалась ночь без сна, меня жутко вырубало, и держалась я только на запасах организма. Впрочем, не только я. В какой-то момент поездки Кира вообще уснула, завалившись головой ко мне на плечо. Я не стала её будить, и через несколько минут девушка сама встрепенулась, удивленно уставилась на меня своими огромными глазищами.
— Да спи, ты мне не мешаешь, — сказала я.
— Спасибо, обойдусь, — буркнула начавшая трезветь чертовка.
Настроение её портилось пропорционально тому, как светало. Видимо, накатывало похмелье, которое пробрало даже мало восприимчивую к алкоголю нечисть. Сколько же она выпила? А главное — зачем? Праздновала открытие клуба?
Мы объехали уже три точки с карты, но везде ждала неудача.
— Что мы хотя бы ищем? — спросил Виталик, когда мы приехали в самое первое место — заброшенную промзону с недостроенными зданиями-коробками.
— Что-то необычное. Возможно, что-то связанное с темной магией, — начал перечислять Виктор. — Возможно, какие-нибудь следы проведения ритуалов. Например, кровь или рунные рисунки. Всё, что выбивается из нормального.
— Звучит как что-то невыполнимое, — присвистнул Виталий, осматривая раскинувшуюся перед нами территорию. — Конкретики точно не будет? Хотя бы направление какое?
Виктор покачал головой.
— Ладно, давайте разойдемся, чтобы охватить больше площади, — вздохнул Виталий.
— Угу. Макс, ты идешь с Кирой. Виталик, ты сам по себе, взрослый уже мальчик. Мари, остаешься со мной.
Виталий скептически глянул на босса, но новых комментариев не последовало. Я вообще заметила, что он относится к Виктору не как к полноценному начальнику, скорее, как к другу, с которым у него рабочие отношения. Субординацию понимает, указания выполняет — но при необходимости может и к лешему послать.
Нам понадобился час для осмотра площади. Хоть пространство и казалось огромным, но оно было абсолютно непригодным для выполнения обрядов или даже просто нахождения в нем. Вырытые двухметровые котлованы, полные воды и грязи, нагромождение строительного мусора. Сомневаюсь, что Платон полностью пренебрег условиями проведения ритуала. Ему всегда были важны даже мелочи. Он не стал бы так наплевательски относиться к делу, на которое убил столько времени и сил.
