Я поправляю плащ и скрещиваю руки на груди.
«Так где Аманда, детка? — спрашиваю я. — В конце концов ты заставила ее войти внутрь? Одна последняя большая жертва, и ты сможешь вызвать свой собственный апокалипсис?»
Дверь ничего не отвечает; Но железная калитка начинает сочиться кровью. Кровь пахнет невинностью. Я не хочу знать, чем Аманда ее кормит, вот только думаю, что уже знаю. Она никогда не любила животных.
— Скажи мне, где она, Дверь, — требую я.
Калитка двигается едва-едва. Она говорит:
Позади тебя.
— Эй, крошка!
Я поворачиваюсь. Вижу ее.
Я осторожно снимаю очки и держу их в руке. Это дает мне секунду, чтобы удержаться и не броситься вперед. Не уверена, когда это пришло ей в голову, до или после того, как она убила родителей, до или после того, как она разбрызгала кровь животных у входа в Ад, но в какой-то момент ее осенило, что она может пожелать стать другой. «Идеальная пластическая хирургия» — вот что она сказала однажды. Волосы любого цвета, любой длины, любого типа. Кожа любого оттенка. Высокая или миниатюрная, формы или спортивная стройность. И потом, зачем себя ограничивать? Включите телевизор, и вы увидите на экране знаменитостей; можно примерить их внешность тоже. И, черт, можно попробовать и мужчин тоже. Интересно, сколько у нее теперь секса? Или сколько было перед тем, как все начало рушиться.
Вот что я узнала о желаниях, обращенных к Дверям. Спустя какое-то время решения перестают быть сознательными. Я сама прошла по этому пути, Я прекратила, принимать их подачки. Я больше не прошу о вещах, я их требую. Рокси сказала, что Двери похожи на животных; что ж, значит, я теперь вожак стаи.
Другой путь, по которому ты можешь пойти с желаниями, полагаю, — это получить все, что угодно, в любое время и не думая… тогда, быть может, вместо чего-то одного ты получаешь сразу все. Одновременно. Навечно.
Аманда — чудовище.
Ее кости гнутся, сжимаются, растут, кожа пузырится, как жир, и расцветает пятнами плесени. Ее волосы, густые и извивающиеся, окутывают ее, когда она подходит ближе. Она улыбается мне; во всяком случае, я думаю, что это улыбка.
— Смотри, что я сделала, — говорит она. Ее голос искажен из-за постоянно меняющегося горла. — Разве это не дико круто?
Я киваю:
— Да. Да, это дико.
— Говорю тебе, эти охотники — лживые подонки, — продолжает она. — Не говори с Дверью, не проси у нее ничего. «Это будет твой самый ужасный ночной кошмар». Что за чушь! Боже мой, Элли, я делала такие потрясающие вещи!
Слезы жгут глаза.
— Да?
Существо, некогда бывшее Амандой, кивает:
— Абсолютно. — Она хихикает. — Я пыталась дозвониться до тебя в закусочную, чтобы поделиться кое-чем, но тебя не было на месте.
— Я тоже пыталась до тебя дозвониться. Ты ни разу не взяла трубку.
Аманда хмурится и поднимает руку. Из кожи выступает мобильник. Секунду она смотрит на экран, даже не вздрогнув оттого, что телефон вырос из ее кожи, потом машет им в воздухе.
— Уф, плохой прием, жаль, — говорит она, и ей правда жаль, ей действительно чертовски жаль.
Я всегда понимала, когда она притворяется. Это… Посреди всего этого она сожалеет, что не проверила чертов автоответчик.
Я сглатываю.
— Все в порядке. Это было… это было не очень важно.
Ее лицо проясняется.
— Я так рада, что ты пришла, на самом деле. Я думаю, что тебе тоже надо это сделать. И Стэну, конечно. Можешь позвонить ему? Нам надо сделать кое-что вместе, что-то действительно важное.
— Я не могу позвонить Стэну. — Я решаюсь сказать что-то похожее на правду. — Он в странствиях.
— Ладно, — говорит Аманда. — Но ты здесь.
Давай. Давай, Элли, — подхватывает Дверь.
Я была права. Она подражает голосу Аманды. Могу поставить себе плюс.
— Нет, — отвечаю я. — Думаю, это плохая Мысль.
Глаза Аманды сужаются. Ее настроение меняется за секунду.
— Боже, Элли, ну в чем дело? Ты слишком прислушиваешься к чертову Райану, — выплевывает она. Осматривает меня с ног до головы, опознает одежду, и ее голос наполняется отвращением. — И ты одета как они!
Я слегка покачиваюсь на ногах, находя положение поустойчивее и распрямляя плечи. Кулаки сжимаются, и камни на темных очках впиваются в ладонь — я забыла, что у меня в руке очки.
— Пару дней я была очень занята, — говорю я.
Давай, — настаивает Дверь.
Она звучит уже менее объевшейся и скорее встревоженной.
— Я занята, дождись своей очереди, — отвечаю я.
Аманда вздрагивает, и раздается едва слышный всхлип.
Она слышит голос моей Двери. И что бы она ни говорила, где-то в глубине души — в той части, которая еще осталась Амандой, — она боится.
— Аманда, — спокойно говорю я, — мы можем все исправить. Если мы выйдем наружу вместе, мы сможем помочь тебе. Ты не должна оставаться тут с ней. Она не может тебя заставить.
Она колеблется. В буквальном смысле слова. На миг Аманда, настоящая Аманда, формируется из этой массы и смотрит на меня. Ее глаза дивного голубого цвета. Я мечтала о таких глазах, когда была моложе. И этот мягкий рот, который она никогда не ценила, она кусает его сейчас, и я вижу, как сочится кровь.
— Сначала я должна разобраться с этим, — шепчет она. — Я могу это сделать, точно могу, я просто должна…
— Нет!
У меня вырывается крик, и я тянусь к ней, моей Аманде, но слишком поздно. Она растворяется в дюжине образов, и я мысленно слышу ее, слышу, как она говорит:
Я хочу, я хочу еще одно…
Моя Дверь смеется, ее калитка распахивается в комнату, и, возвращаясь на место, она тащит за собой Аманду, утягивает ее в Дверь, и вот ее нет, во что бы она ни превратилась, но ее нет, она исчезла.
И я остаюсь в одиночестве в доме мертвых желаний вместе с ликующей Дверью, неожиданно обретшей еще большее могущество.
Элли, — смеется Дверь, — мне так хорошо!
И она начинает расти. И не останавливается. Может ли она вырасти настолько, чтобы поглотить весь мир? Похоже что так.
Я не могу победить такое. Не в одиночестве, не тогда, когда мы с охотниками даже не можем объединиться. И она меня больше не слушает. Полагаю, она думает, что теперь она королева.
Что ж… если я не могу выиграть, я могу сжульничать.
— Черепашка, — говорю я, — привези мне кое-кого.
Пурпурный монстр со щупальцами выкатывается сквозь дыру от взрыва в доме и через минуту возвращается с Райаном, припавшим к его спине. Лицо Райана покрыто засохшей кровью, одежда из кожи ламии порвана. Должно быть, веселье усилилось после того, как я оказалась внутри. Черепашка ссаживает его рядом со мной и возвращается к дыре.
