И не кровь согревала умершую плоть носферату, но чужая, отобранная душа…
Вот почему вампирам так сладостно и необходимо убийство.
…Слава стоял посреди грязного переулка, над трупом убитого им человека, и, запрокинув голову, смотрел в звездное небо.
И с удивлением прислушивался к себе.
Ни ожесточения, ни горечи, ни сожалений.
Душу его не тронуло убийство. Не исказило.
Сумеречное создание.
Вне пределов Добра и Зла.
Начни сейчас кто укорять его, Слава лишь изумился бы: за что?..
И потеря это или приобретение?
Совесть…
Он вспомнил свои споры с Елизаветой — и усмехнулся. Ну да, тогда понять ее было невозможно. Лишь сейчас. После первой жертвы.
Это сродни потере невинности.
Как холодный ровный ветер, осознание: ты — не человек.
Сколько он был сыном людей? Шестнадцать лет. И несколько месяцев. Разве это срок?.. А сколько он будет вампиром?..
Могущество пульсировало в теле ударами пульса. Чужой крови.
И Слава стоял, засунув руки в карманы брюк, наслаждаясь ночным ветром, что играл с его длинными волосами — струи золотого огня по темной ткани пиджака — и смотрел в высокое небо.
Из темноты, плавно ступая, вышла Лиза. Отделилась от каменной стены.
Ленивая грация сытой хищной кошки.
Улыбка.
Насмешливая, довольная…
Черт, а не тот ли это переулок, куда они загнали ее тем памятным вечером?..
Черная кошка…
Так чувственно провести языком по клыкам…ироничная стерва.
Любимая стерва.
Слава усмехнулся ей в ответ, давая понять, что разделяет ее иронию — и протянул девушке руку.
— Удовлетворена?
— Вполне!
— Иди ко мне…
Притянуть к себе, обнять…
Шепнуть в волосы:
— Кто-то был уверен, что потеряет меня, едва я стану одним из вас.
Баронесса вскинула на него удивленный взгляд.
Что это? Слезы в глазах?..
— Слава?.. Я думала…
Осторожно чмокнуть в нос.
— Знаешь, как говорят в таких случаях на моей исторической родине? «Индюк тоже думал»…
И совсем иное, не связанное с кровью — тепло, когда эта совершенная девушка уронила голову ему на грудь.
Звездная россыпь ночи кружила над ними…
— Не плачь…прошу тебя, не плачь. Повтори, что ты мне сказала тогда, в самый первый раз?.. Повтори…
Задыхающийся шепот, прямо в его рубашку:
— Ты…мне нравишься…
— Знаешь… — голос ветра над вечностью, — ты мне тоже.
Изумленный взгляд… Нет, ну вылитый испуганный кролик.
Патетика? Ну и пусть! Сейчас это надо ей сказать!
— И я люблю тебя.
Почему она отвела глаза и промолчала?..
Сердце как звезда, и ясны пути,
На челе — венец серебра Луны.
Позабудь о зле, гнет оков прости,
Подари Земле золотые сны.
Возвращайся: родина в Небесах —
Ведь не зря казалось: Земля — тесна,
Сердце Мира бьется звездой в руках,
И дорога в вечность светла, ясна…
Мартиэль «Будет день (Сердце Мира)»
Великолепие солнца торжествовало на привокзальной площади аэропорта, накаляя крыши такси и впиваясь в ослепшие от собственного сверкания окна. От асфальта густыми волнами поднималось дрожащее марево, и люди искали спасения в синей прохладе зданий. Вентиляторы не справлялись с количеством углекислоты, выделяемой толпами пассажиров аэрофлота и провожающих-встречающих лиц — и духота выгоняла обратно, на жару, где еще доживал свои последние часы какой-то чахленький ветерок. У автоматов с водой и баров людской поток превращался в неуправляемую стихию.
В Соулинг пришло лето. Лишь календарь, вопреки очевидному, упрямо продолжал твердить, что за окнами — весна.
Светлая рубашка Лайнелла, пока он пробирался сквозь бурлящую толпу к выходу из аэровокзала, успела стать влажной от пота.
— Мистер Фоулн! — окликнули его.
— Да?
Молодой человек обернулся — и увидел в двух шагах от себя Вячеслава. Юноша стоял, пряча от солнца глаза за темными линзами очков, и по его синей футболке текли, ослепительно сверкая, золотистые волосы.
Давно ли он их отрастил?..
Ему идет, даже представить нельзя было, какие они у него роскошные, пока он ходил со всеми этими стрижками.
В глубине души Лайнелл ощутил укол ревности: наверняка для Лизы…впрочем, Вячеслава надо спасать, а не злиться на него…
— Вот, мистер Фоулн, я вам взял воды, — Слава протягивал учителю пластмассовый стаканчик. — Я вас встречаю от школы…
— Спасибо. — Про себя Лайнелл подумал, что со стороны администрации это явная демонстрация намерений: послать на встречу приятеля девушки, к которой он неравнодушен. Проверка… Эх, если бы они знали! — А что же ты себе ничего не купил?
— Я только что, — юноша слегка поморщился. — Пока больше не хочу.
Они вместе проталкивались к крутящимся прозрачным дверям.
— И как Венгрия? — с любопытством спросил встречающий. — Вы расскажете?..
— Ну что Венгрия? Страна как страна… — Лайнелл старательно пожал плечами, всем видом демонстрируя полное равнодушие. — Конгресс был потрясающим, но ты вряд ли заинтересуешься…
— Вы же были на родине Элли, — негромко напомнил Вячеслав, остановившись.
Фоулн резко развернулся.
Это что, вызов? Что хочет сказать этот юнец?
— Ведь Элли — моя подруга, — примирительно пояснил парень.
— Ты все еще с ней встречаешься? — Лайнелл скрипнул зубами. Нет, ну нельзя же так, в самом деле…
Гадина, неверная развратная дрянь…совращает мальчишку, который в десятки раз ее моложе, и…
…Словно у нее и не было никогда мужа, и Владу она никогда не говорила «я люблю тебя»…
Брови Вячеслава чуть нахмурились — но почти в ту же секунду разошлись.
— Да, мистер Фоулн, мы встречаемся, хотя Элли и ушла из нашей школы. Сегодня вечером у нас бал-маскарад в школьном сквере, и я пригласил ее туда.
— Такси!
К ним подъехала, сухо прошуршав шинами по раскаленному асфальту, большая желтая машина. Фоулн распахнул дверцы:
— Садись!
Назвав адрес, учитель вернулся к прерванной беседе.
— Как ушла из школы? Куда?
— Ушла и все. Она ищет работу.
— Ясно… — Лайнелл на секунду нахмурился. — Ты ничего странного в ней не замечал?
— Например?
— Значит, не замечал…
Фоулн вздохнул и умолк.
О чем говорить?..
Итак, сегодня на карнавале.
