нас с Хэйденом, скорее всего, там не будет.
Не могу сказать, что я разочарована.
К тому времени, как мы добираемся до наших одеял, я так возбуждена, что ерзаю рядом с ним в предвкушении. Боже, это было самое долгое ожидание, и если он не «спарит» меня в следующую минуту, я сойду с ума от своей вечной любви.
Но мой мужчина, благослови его господь, поднимает голову, когда мы входим в пещеру, и удивленно принюхивается.
— Здесь пахнет аптечкой. Кошачьим пометом и кислым молоком.
Я покрываю неистовыми поцелуями его подбородок, шею, везде, куда могу дотянуться.
— Каэ немного суетится, когда ее мамы здесь нет. И какашки. И блевотина. Это были долгие три недели.
Он хмыкает.
— Это воняет.
— Ну, привыкай к этому, — говорю я, хватая его за один из его рогов и игриво подтягивая его вперед. — Потому что скоро ты сам это испытаешь. Ну, ладно, не скоро. Скорее, через четырнадцать месяцев. Но с другой стороны «скоро» звучит лучше.
Глаза Хэйдена расширяются, и он крепче сжимает мои бедра.
— Ты с комплектом? Ты уверена?
Я похлопываю себя по груди, где вибрирует моя вошь.
— Будет ли эта штука лгать тебе? — Когда он продолжает смотреть на меня в шоке, я добавляю: — И у меня не было моего женского, э-э, времени, э-э, луны. Знаешь, я никогда не спрашивала, как, черт возьми, ша-кхаи называют это, когда у женщины месячные. Красная палатка. Красная армия атакует. Неважно.
Он делает паузу, а затем мгновение спустя опускает меня на землю, затем прижимает к себе в сокрушительно крепких объятиях, прижимаясь лицом к моей груди.
— Моя Джо-си, — шепчет он, и его голос сдавленный. Я чувствую его лицо на своей мурлыкающей груди, и у меня возникает тайное подозрение, что его глаза влажные.
И, эй, он не единственный. Я сильно шмыгаю носом и глажу его длинную косу.
— Это то, чего мы хотели, верно?
Он поднимает голову и смотрит на меня блестящими глазами.
— Все, чего я хотел, это ты.
О черт, теперь я действительно собираюсь разрыдаться. Я вытираю глаза.
— Но ты же хочешь ребенка, верно?
Он прижимается поцелуем к моему плоскому, обтянутому одеждой животу.
— Почти больше, чем что-либо еще.
И это невероятно мило. Почти, потому что он хочет меня больше всего на свете.
— Я просто предупреждаю тебя, если мы не займемся сексом в ближайшие пять минут, я сойду с ума.
Хэйден дергает меня за тунику и начинает разворачивать, как подарок. Каждый дюйм кожи, который он обнажает, он целует и проводит по нему языком — более откровенно, как он любит.
— В честь новой женщины будет устроен праздник, — говорит он. — Ее зовут Мэд-и.
Мэдди?
— Мне все равно. — Я с любовью глажу его рога. — Они могут праздновать без нас.
— И будет охота на пропавшую женщину. Ли-ла. — Он обнажает мои сиськи и проводит губами по одному соску.
— Это хорошо, — говорю я мечтательно, подталкивая его к нашим мехам. — Я не хочу идти. Ты тоже этого не хочешь. Пусть кто-нибудь другой найдет ее.
Он поднимает голову и бросает на меня горячий, игривый взгляд.
— Я удивлен, что ты хочешь, чтобы я был с тобой, Джо-си. Я думал, ты будешь рада расстаться со мной после стольких дней, проведенных в качестве моей пары.
— Ты шутишь? Я безумно скучала по тебе. — Я откидываюсь на меха, и он ползает по мне, дергая за шнурок своих леггинсов.
— Даже несмотря на то, что я неприятный и угрюмый?
— Просто ты — это ты. И ты мне нравишься, — говорю я ему, поглаживая ладонью его большую руку. Его член высвобождается из леггинсов. — Ты можешь быть угрюмым со всеми, сколько захочешь, пока ты добр ко мне.
— Я всегда буду добр к тебе, — торжественно говорит он, все следы игривости исчезли с его жесткого лица. — Ты — моя жизнь, мое сердце, мое все.
Я обхватываю его руками, когда он толкается в меня. Если я — его сердце, то он — моя душа. Мы — одно целое, и мы вместе.
Остальное неважно. Не младенцы, не незнакомцы, не бесконечный снег. Пока Хэйден в моих объятиях, жизнь здесь, на Ледяной планете, совершенно идеальна. Я не могла просить о большем. Я всегда хотела быть любимой, быть центром чьей-то вселенной. Чтобы добиться успеха, потребовалось пересечь пол вселенной, но я именно там, где мне нужно быть.
— Я люблю тебя, — говорю я Хэйдену, когда он начинает входить в меня жесткими, собственническими движениями.
И это заставляет мою вошь мурлыкать немного громче, когда я впервые слышу, как он говорит это в ответ.
— Я тоже люблю тебя.
Конец
