блять, удача.
— Вы забрали Бобби? — еле выдавила я из своего сжатого горла.
— Да, — хмуро кивнул Гектор, — мы похоронили его.
— Хорошо.
С моих глаз стекали слезы, теряясь в волосах, и я закрыла глаза, сотрясаясь в молчаливых рыданиях.
— Его крики до сих пор в моих ушах. Я смотрела, как они убивают его, и не могла помочь.
Гектор тяжело вздохнул и потер ладонями свое лицо.
— Ты не виновата. Запомни это. Это риск, на который мы идем каждый день.
— От этого не становится легче.
— Я знаю. Поверь мне, я знаю. Я бы хотел забрать твою боль, но не могу. Я могу лишь сказать, что мы отомстили им. Их убили, и убили настолько жестоко, насколько вообще возможно.
— Хорошо, — выдохнула я, облизывая губы, соленые от моих слез, — спасибо.
Гектор поднялся на ноги и немного задержался около моей кровати, словно хотел взять меня за руку, но в последний момент одернул себя и шагнул к двери.
— Поправляйся, Элиза, и ни о чем не сожалей. Я очень надеюсь, что ты найдешь в себе силы.
Я ничего не ответила, просто молча наблюдая за тем, как он вышел из палаты, прикрыв за собой дверь. Как я могу не винить себя в случившемся, когда я должна была бороться настолько, чтобы защитить и себя и Бобби?
Не успела я отойти от визита Гектора, как пришли мои родители. Я не была готова к нашей встрече, потому что всегда чувствовала неодобрение с их стороны, когда решила связать свою жизнь с охотой. Они особо и не скрывали своего недовольства, каждый раз напоминая мне, какую ошибку я совершила. Стоило маме переступить порог больничной палаты, как ее лицо исказилось, а из глаз полились слезы.
— Лиз, — прошептала она, роняя сумку на пол. Отец вошел следом, успев подхватить ее под руку. Его глаза выглядели покрасневшими, а лицо — бледным и слишком серьезным.
— Господи, — продолжала рыдать мама, приблизившись к кровати, на которой лежало мое бедное тело, — как ты, девочка моя?
— Я буду в порядке, мама, — выдавила я, прогоняя влагу со своих глаз.
Мама тяжело опустилась на стул, и схватила меня за руку, не замечая, как волна дрожи, сопровождаемая тошнотой, буквально сотрясла мое тело.
— Мама, — процедила я сквозь зубы, — ты можешь не трогать меня, пожалуйста?
— Что? — она непонимающе уставилась на меня, затем перевела взгляд на лицо отца.
— Она просит на трогать ее руками, — пробормотал отец, чуть оттягивая руку мамы от моего запястья.
— Боже, — мама прикрыла рот ладонью и зарыдала еще сильнее.
— Лорен, — одернул ее отец, нахмурив брови, — ты ей совсем не помогаешь.
— Я не могу, — рыдала мама, — я просто не могу.
Я закрыла глаза, стараясь абстрагироваться от ее рыданий. В моей груди сидел ком, размером с чертову Аляску. Я шумно сглатывала, стараясь протолкнуть его дальше.
— Я всегда знала, что чем-то подобным все и закончится, — вытирая лицо платком, произнесла мама, — ты чуть не умерла, Лиза.
— Перестать рыдать так, будто она уже умерла.
Отец сжал плечо моей мамы, глядя на меня покрасневшими глазами.
— Мама, — выдавила я, — прекрати. Я буду в порядке.
— Как ты себя чувствуешь? Тебе больно?
Она подоткнула простынь под мое тело, опять не реагируя на напряжение со стороны моих мышц. Я старалась дышать носом и расслабить свое оцепеневшее тело, уверяя, что это моя мама, но мой разум отказывался признавать очевидные вещи, воспринимая в штыки любую близость. Мне казалось, что теплая алая кровь начинает просачиваться через каждое отверстие в этой палате, пачкая мою кожу, заливая мое тело своим металлическим привкусом. Я шумно дышала, мысленно утонув в багряной реке из плоти и крови, слыша голос мамы, который доносился до моих ушей, словно в вакууме.
— Эльза, — громко позвал отец.
Я уставилась в его глаза, часто втягивая воздух носом, пока красная пелена не ушла от моего лица. Мама встревоженно стояла около отца, прижав руки к своей груди. Ее испуганные глаза были полны слез, а нижняя губа сотрясалась дрожью.
— Я, — она прочистила горло, — принесла тебе ужин, так как у тебя, судя по всему, уважительная причина пропускать воскресные вечера.
Мама потянулась к пакету и дрожащими руками вытащила из него несколько контейнеров с едой, осторожно оставляя их на тумбочке.
— Спасибо, — прошептала я, не испытывая абсолютно никакого желания пробовать еду.
— Мы говорили с доктором, но он отказывается давать нам какую-то информацию, ссылаясь на врачебную тайну, или еще какую-то чушь, — произнес отец.
— Но уже вся граница кипит слухами, и мы не знаем, какие из них правдивы, а какие — лишь домыслы.
— Не верьте им, — произнесла я, сжимая кулаки, — со мной все будет нормально. Я поправлюсь, и встану на ноги. Ничего настолько страшного, с чем бы я не смогла справиться.
— Хорошо, — выдохнула мама, но тело отца все еще оставалось напряженным.
Они некоторое время потоптались в палате, но вынуждены были покинуть ее, как только пришло время очередных лекарств.
Мой разум утопал в страхе, боли и скрытой ярости.
Но кроме этого, я чувствовала жгучий стыд. Мне было стыдно за все то, что произошло, и свидетелями чего могли стать другие команды. И я понятия не имела, как мне теперь смотреть в глаза любому члену отряда. Возможно, если бы я больше времени уделяла тренировкам на ринге, а не оттачивала свое мастерство в стрельбе, я бы смогла сопротивляться сильнее.
Что, если это снова повторится? Мое дыхание участилось, а перед глазами замелькали черные точки, вызывая новую волну тошноту из глубины моего тела.
Я не могу выйти за эти стены. Я, блять, не могу покинуть этот город, потому что там они — монстры из моих самых страшных кошмаров.
Так что же теперь мне делать?
******
Несколько недель спустя меня перевели в обычную палату и уже пару раз ко мне приходила абсолютно расстроенная и подавленная Аврора. Мне некого было винить в своем состоянии, кроме
