Тристан игнорирует его, он осматривает меня с ног до головы, словно проверяя, нет ли на мне царапин.
— Ты ранена?
— Нет, — отвечаю я. — Но я все равно хочу, чтобы ты их убил.
Он смеется — искренне смеется — откидывает голову назад и гогочет, дым вырывается вместе с его дыханием.
— Как Вы прошли через ворота? — Дядя Раф шагает вперед, его трость стучит о землю, когда он останавливается рядом со мной, несколько военных охранников следуют за ним.
— Ну, в прошлый раз мы пытались использовать туннели, но это не очень хорошо сработало, — Тристан ухмыляется.
Раф сжимает костяшки пальцев на своей трости и смотрит на нескольких охранников, разбросанных вокруг входа. Мой взгляд перемещается мимо них, и я замечаю клубы дыма за воротами, огненные пятна, колеблемые ветром.
— Позовите стражу, вы, имбецилы! — Дядя Раф плюет на солдат, которые стоят на месте.
— Вы конечно можете попробовать, — говорит Тристан. — Но мертвые не часто отвечают на призывы.
Майкл бросает меня на землю, и я качусь вперед, ударяясь лицом о бетон, а мое тело летит вниз по холодным каменным ступеням, пока я не оказываюсь на траве.
Я вскрикиваю от неожиданности, и когда глубоко вдыхаю, резкая боль пронзает мой бок. Я поднимаю взгляд и вижу, что Тристан ухмыляется, а его глаза становятся дикими.
— Я уже предупреждал тебя, что случится, если ты прикоснешься к ней, — говорит он. — Я пришел за расплатой.
— Я — король! Схватить его! — кричит Майкл.
Несколько охранников начинают двигаться, но колеблются и снова замирают.
— Они больше не подчиняются тебе, — голос Тристана смертоносен, и, как бы неуместно это ни было, мое тело нагревается, возбуждение вьется по мне от силы, которая наполняет его тон. — А те немногие, кто это делает, достаточно умны, чтобы понять, когда они ведут проигрышную битву. Видишь ли, брат, — продолжает он, приближаясь к нам, как будто совершает обычную прогулку по двору. — Пока ты проводил свои годы, устраивая вечеринки и потирая руки с высокопоставленными людьми. В то время как ты планировал, замышлял и убил нашего отца, — он делает паузу, и Майкл напрягается. — Я был в городах, в домах людей и в их ушах. Показывал им лучший путь. Показывал им, что произойдет, если они просто поклянутся мне в верности.
Майкл насмехается.
— Мы убили ваших жалких гиен. Их трупы гниют в туннелях, пока мы разговариваем.
Тристан смеётся, оглядываясь по сторонам.
— Ты всегда меня недооценивал.
И тут он поднимает руку вверх, щелкает запястьем, и тяжелые деревянные ворота рушатся, через них врываются десятки людей с яростью на лице и гиенами, нашитыми на рукава.
Моя грудь наполняется надеждой. Мятежники.
Тристан идет вперед, и я поднимаюсь на ноги, не обращая внимания на боль в боку. Он двигается огромными шагами и не останавливается, пока не дойдет до меня.
Как только он прикасается ко мне, мое тело оживает, его руки гладят меня по бокам и обхватывают мое лицо, не обращая внимания ни на кого.
— Позволь мне показать тебе, как выглядит настоящая революция, — шепчет он.
А потом он целует меня.
Сзади раздаются крики и вопли, и начинается хаос, хотя я не могу сказать, кто с кем сражается. Я слишком погрузилась в рот Тристана, чтобы заботиться об этом.
Он отрывается, и я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как двери замка слетают с петель, Эдвард, Шейна и Марисоль несут факелы, пламя ползет по стенам позади них.
Мое сердце колотится в груди, когда я вижу их, и мне приходится сдерживать рыдания, зная, что для эмоций будет время позже. Но даже сейчас я чувствую, что мы победим.
Тристан проводит рукой по моим волосам, прежде чем оторваться от них и направиться к брату.
— Где наша мать, она все еще здесь? Сожгу ли я ее заживо, или я буду удостоен удовольствия выследить её и свернуть ей шею?
Майкл качает головой туда-сюда, его глаза расширяются, когда он смотрит на несколько мертвых гвардейцев у своих ног, а затем переводит взгляд на Эдварда, который пинками ставит моего дядю Рафа на колени и направляет пистолет ему в голову.
— Нет! — кричу я, подбегая, чтобы встать перед ними.
Дядя Раф кашляет, глядя на меня.
— Ты всегда была самым умным ребенком. Спасибо тебе.
— Это ты убил моего отца? — спрашиваю я, мой голос низкий.
Его лицо опускается.
— Милая племянница, ты должна понять. Я…
Вскинув ладонь вверх, я прерываю его.
— Скажи мне! — кричу я. — Признайся, что это был ты. Это был ты с самого начала. Ты планировал это с самого начала, не так ли? Убил моего отца, а потом впился когтями в мое горе, переделывая его под свои цели.
Его глаза расширяются.
— Я всегда делал всё из любви. Для нашей семьи.
Я выдыхаю, смех, горе и гнев раздирают мои внутренности.
— Ты не любишь меня. Ты не любишь никого, кроме себя.
Он снова кашляет.
— Пожалуйста…
Я не даю ему закончить, мой кулак вырывается и врезается ему в лицо, пока кровь не брызгает из носа, и он не падает на спину. Потянувшись через его голову, я выхватываю факел из рук Эдварда, его вес успокаивает меня, когда он оказывается в моей руке. Затем я опускаю его ему на грудь, наблюдая, как загораются ткани его одежды. Он кричит, пронзительным высоким голосом, и летит вниз по лестнице, его больное колено заставляет его споткнуться и упасть, пока он катится по земле. Но в этом нет никакого смысла, и пока я смотрю, как он сгорает заживо, как пламя охватывает его так же, как лижет стены дальнего замка, я чувствую… пустоту.
Потому что, как оказалось, в мести нет счастья.
— Миледи, мы должны двигаться! — кричит Эдвард, хватая меня за руку и убегая от огня, который теперь пылает по краям двери. — Идите!
Я оглядываюсь по сторонам, мой желудок подпрыгивает в груди, когда я ищу Тристана, но его нигде не видно. И Майкла тоже нет.
— Где он? — кричу я, борясь с хваткой Эдварда, чтобы найти его.
— Он уже за воротами, идет за своим братом.
Тогда я сдаюсь, решив поверить ему, решив довериться, что после всего, после всего этого, он не собьет меня с пути.
И я поворачиваюсь, поднимаю юбки и бегу, пытаясь спастись от жара горящего замка, который бушует у меня за спиной.
55. Тристан
Майкл всегда был трусом, поэтому неудивительно, что он убегает, заставляя мое избитое и все еще заживающее тело преследовать его вокруг передней части замка и к краю утеса. Океан с яростью бьется о скалы под нами, а я иду к нему, впервые в жизни чувствуя, что он осознает, насколько я силён.
— Они никогда не позволят тебе править, — усмехается он. — Не после этого.
Я смеюсь, пробираясь вперед, пока он отступает к краю утеса.
— После чего? Пожаров, которые ты устроил, будучи безумным королем?
Его лицо темнеет.
— Они тебе не поверят.
— Думаю, ты поймешь, что я могу быть очень убедительным, — я подхожу ближе. Его голова поворачивается, и он отступает еще на шаг, гравий сыплется с уступа и со звоном ударяется о камни на пути вниз.
— Все эти годы, — я развожу руки в стороны, — ты мог взять меня под свое крыло и сделать из меня того, кто боготворит тебя, но вместо этого заставил меня ненавидеть себя.
— Ты так драматизируешь, — насмехается он.
— У тебя было всё, — шиплю я. — И всё, чего хотел я, так это немного от этого всего.
Его глаза расширяются, а рука хлопает по груди.
— У меня было всё?! Ты, должно быть, сошел с ума. Отец видел только тебя. Что бы я ни делал, всегда был только Тристан. Ты был единственным, кого он любил. Я был просто обязанностью.
Я стискиваю зубы, мое сердце раскалывается на две части.
— Ты не имеешь права говорить о нем. Не тогда, когда ты ответственный за его смерть.
Он снова насмехается.
