со скрипом открылись, демонстрируя старые фарфоровые чашки, блюдца, тарелки с золотыми каемками.
– Учитель! – раздался заполошный крик Нильса.
Грохоча сапогами, он взобрался по ступенькам и резко затормозил в кухне.
– Что у вас тут произошло?
– Дракон родился, – пояснила я.
– И разгромил дом?
– Короче, школяр, ты все пропустил, – устало произнесла я. – Спроси Таниту, она расскажет… Хотя Танита валялась без сознания. Поговори вон с верховным, когда он вернется из города.
– Зачем он ушел в город?!
– Потащил нашего злодея сдавать лекарю по душевным болезням. Как придет, все расскажет, если настроение подправит. Он сейчас не в духе, потому что я случайно дала его дракону имя.
– Какое? – моргнул Нильс и по всему было видно, что он ничего не понял из моих объяснений.
– Неблагозвучное, – вздохнула я, вытаскивая из шкафа посуду.
– Вы решили полочки, что ли, протереть? – тихо спросил он, видимо, начиная подозревать, что учителю тоже не мешало бы показаться лекарю по душевным хворям.
– Все равно развалится, – едва слышно вымолвила я и почему-то опять вспомнила Йосика, хотя уже убрала все щепки с ножками. И похоронила в компостной яме, вырытой Фентоном.
В тот день мы сдали Тома, окончательно утерявшего магию, лекарю. Ведь нормальный человек не может доказывать, будто в огороде у светлой чародейки, прости господи, вылупился дракон!
Посудный шкаф со страшным треском рассыпался в середине ночи. Мы все скатились на первый этаж, где тихо в корзинке посапывал детеныш дракона… с перевязанными челюстями. Мало ли, вдруг икнет огнем? Не хотелось бы сгореть или остаться бездомной. У меня, между прочим, теперь ученик на полном пансионе.
– Я починю шкаф, и мы с Танитой уйдем, – решил Фентон.
Через пару дней сколоченный заново посудный шкаф без стекол в дверцах стоял в кухне. Выглядел он жутковато.
– Приведу в порядок огород, и мы уйдем, – заявил ведьмак.
И четыре дня кряду занимался тем, что превращал мой огород в перекопанное поле. Клянусь, грядок стало больше, чем мне хотелось бы. К вечеру Зараза спалила красную бузину. Я смотрела на полыхающий куст, переживший абсолютно все катаклизмы, и понимала, что должна быть здравомыслящей.
– Дракону здесь мало места. В конце концов он сожжет дом.
– Закажу портальный амулет, и мы уйдем, – наблюдая за тем, как Нильс пытается с помощью магии потушить бузинный факел, а Танита на чем свет стоит ругает крошечного пузатого монстра, задумчиво протянул Фентон.
– Конечно, – сухо отозвалась я.
Через седмицу мы проснулись от воплей Таниты. По кухне, переваливаясь с ноги на ногу, пошел стул. Весь день занимались тем, что пытались переселить вернувшегося пса в новую табуретку. Получилось только к ночи.
– Завтра портальный амулет будет готов, и мы уйдем, – как мантру произнес ведьмак.
– Естественно.
На следующий день во время завтрака истерично затрезвонил колокольчик перед калиткой. Мы замерли, единодушно понимая, что приехал вовсе не артефактор с портальным амулетом, и во внешнем мире случился очередной потоп.
– Нильс, посмотри, кто там, – отправила я школяра. – Если Дюпри пришел жаловаться на потоп или вставшего мертвеца, сразу называй цену.
– А если на жизнь пожаловаться? – уточнил он.
– Тем более называй цену, – хмыкнул Фентон.
Школяр с невозмутимым видом повернулся к Таните и кивнул:
– Давай на камень-ножницы-бумага.
– Сейчас твоя очередь, – отказалась она поднимать зад от стула и выходить на улицу, где капал мелкий отвратительный дождь.
Страшно недовольный школяр потащился открывать, но буквально через несколько секунд ворвался обратно в кухню, прижался спиной к двери и выдохнул:
– Учитель, пожар!
– Где? – изумилась я и глянула на дракона, сладко дрыхнущего пузом вверх в корзине.
– Мама приехала!
Я дернула подбородком.
– Избавься от нее.
– Нет, учитель, – покачал он головой. – Давайте вы! У вас точно получится.
– А как же «не трогайте маму, она хорошая и очень меня любит»? – безжалостно напомнил Фентон о той ночи и нервном бормотании школяра, когда мы дружно вызывали молнии и очень хотели поменяться обратно магией.
– Я так говорил? – Нильс сглотнул. – Нет, она, конечно, меня очень любит и вообще-то заботливая. Но знаете, чрезмерно. Удушающе! В общем, учитель, спасайте, я ни за что не вернусь в дом к этой страшной женщине и ее уродливому фонтану.
Мадам Баек оказалась выдающейся во всех отношениях. Абсолютно все, начиная от тяжелых духов и заканчивая перьями на широкополой шляпе, как-то ловко защищающей ее от дождя, говорило, что она пришла с боем.
На дороге стояла дорогущая карета, запряженная парой лошадей. Кучер в форменной ливрее терпеливо мок под дождем, не проявляя ни капли беспокойства.
– Госпожа Истван? – буркнула она, забыв поздороваться.
– Чародейка, – источая ровно столько высокомерия, сколько удавалось изобразить в дурнейшую погоду, поправила я. – Как понимаю, госпожа Баек?
– Я хочу видеть сына.
Переживать скандал от мамы школяра под дождем желания не возникало, тем более что из кухни убрались все, кто в ней был лишний. Дракон в корзине в том числе.
– Добро пожаловать, – согласилась я, пошире открывая калитку.
Придерживая бархатную юбку, она сердито застучала каблуками дорогих башмаков по каменной дорожке. Не дожидаясь приглашения, поднялась по ступенькам и вошла в кухню.
Красный как помидор Нильс встал навытяжку и с широкой фальшивой улыбкой протянул:
– Дорогая мама, какими судьбами? Мы еще чай не успели допить, а вы уже здесь.
Беру свои слова обратно: его никогда не возьмут в королевский театр. Актерского таланта в нем все-таки не имелось.
Презрительно поджав губы, мадам Баек оглядела скромную обстановку, скривилась при виде кое-как сколоченного посудного шкафа, сузила глаза, когда обнаружила на столе четыре тарелки вместо двух. В общем, соседи убрали все, а про посуду-то забыли.
– Могу я присесть? – спросила она и, не дожидаясь разрешения, плюхнулась на стул.
– Не стесняйтесь, – с иронией отозвалась я.
– Не буду ходить вокруг да около, – резковато вымолвила она. – Я знаю, что вас выгнали из ковена.
– Так и есть.
Со стороны Нильса прозвучал очень странный звук, нечто среднее между жалобным писком и истеричным стоном.
– Я не желаю, чтобы мой сын проходил учение у чародейки без ковена.
Хорошо, что не сказала «без роду и племени». Уже четвертый день в почтовой шкатулке лежал родовой знак Истванов. Мы отцом отправляли его туда-сюда. Сначала он мне, потом я ему. Сегодня утром кулон снова вернулся. Пока не успела выслать обратно.
– Нильс, ты едешь домой! – категоричным тоном, дескать, «мы подумали, и я решила» объявила госпожа Баек. – Мы найдем тебе другого наставника. Собирай вещи. Ты не останешься в этом убогом месте.
Он окончательно покраснел, надул щеки и сжал губы. Я ждала, когда школяра прорвет.
– Нет! – выпалил он. – Я останусь.
– Чего? – Мадам Баек нешуточно изумилась и, резко крутанувшись,
