что вы, Ксения. Вы меня неправильно поняли. Можете продать камень кому угодно, я все равно буду рад, лишь бы преступный мир от вас отстал. Я просто хотел помочь.
— Если вы правда хотите помочь, пробейте тогда по своим каналам другое. Во-первых, жив ли пострадавший в ДТП, случившемся сегодня рано утром на улице Тимирязевской, во-вторых, кто лет одиннадцать-двенадцать назад украл из городского музея два крупных голубых алмаза.
Лешковский долго молчал, затем взялся за ноутбук. Мы вместе прочесали Интернет, но не в новостях, не в электронной подшивке местных газет на сайте нашего города не нашли нужной информации. Тогда пожилой мужчина взялся за телефон. Дело пошло быстрее. Уже через десять минут я знала, что Егора сразу прооперировали и он еще не приходил в сознание; что совершившего набег на музей так и не нашли — не было вообще никаких следов. Камни будто испарились.
— Постойте, а как же бабка?
— Какая бабка? — удивился Николай Иванович.
— Вы не могли бы выяснить, что случилось с женщиной лет семидесяти по имени Агриппина Алексеевна, фамилии, к сожалению, не знаю. Она жила в поселке Зрячее в доме номер сто тридцать два и пропала десять лет назад.
— Без фамилии сложно. А она являлась собственником этого дома?
— По-моему, да. Ей его подарила администрация нашего города.
Лешковский присвистнул и тут же за эту вольность извинился.
— Недурно, — заключил ювелир. — Что же она такого сделала этой администрации?
— Она там работала. Всю жизнь.
— Этого, как мне кажется, для дома маловато. Что-то там нечисто.
— Возможно. Вот и проверьте. — Мужчина недовольно на меня воззрился. — Пожалуйста, — улыбнувшись, пропела я.
— Так-то лучше, Ксения.
Он выяснил, что действительно была такая Романихина Агриппина Алексеевна, собственница названного мной дома. Работала в администрации города на высокой должности довольно продолжительный срок. Двенадцать лет назад, уже будучи глубокой пенсионеркой, уволилась из администрации через несколько дней после ограбления музея, находящегося в его ведомстве. Десять лет назад объявлена в розыск. Заявила соседка, так как родственников у Агриппины не было. Через полтора года после этого нашли ее обгоревший труп, дело закрыли, посчитав несчастным случаем.
— Как?! — подскочила я. — Не может быть.
— Ну я лично тоже сомневаюсь, что это несчастный случай. У меня в общем-то уже сложилось определенное мнение по поводу…
— Да нет же, — перебила я, прекрасно зная, что «так не принято в высшем обществе» и сознательно плюя на это с высокой колокольни. — Ее труп нашли! Нашли! Причем обгоревший. То есть она сгорела, так? Не утонула? Ведь в воде обжечься нельзя? Точно нельзя?
— Ксения, с вами все в порядке? Отдайте мне бутылку и выпейте лучше водички.
— Зря вы так, я к мартини давно уже не притрагивалась. И не буду. Не до него сейчас.
— Но вы послушайте себя. Сгорела в воде? Конечно, так не бывает. И при чем здесь вода вообще?
— Я знаю, что она утонула. И что ее труп не нашли. Мне рассказала та самая соседка.
— Вы с ней знакомы?
— Да. Она видела, как ее подруга шла к озеру. Там даже аквалангисты ныряли, или как там их зовут, и ничего не нашли.
— Ну это объясняется просто. Соседка перепутала, в озере хозяйка дома не утонула. Она шла мимо. Там ее кто-то встретил, увез… Потом что-то у них произошло, и мы имеем обгоревший труп.
— А кто проводил опознание?
— Ее бывшая коллега. Сказать наверняка она не смогла, опознавать там было нечего, сами понимаете. Но такова формальность. Нашли карту у стоматолога, зубы совпали. По крайней мере те, что остались. Коллега определила, что рост, форма лица, еще какие-то признаки совпадают. Но многие сомневались в том, что это именно Романихина. Вот и соседка ее, наверно, тоже. Видимо, тяжело было смириться с потерей.
— А почему сомневались?
— Потому что более интересно выглядит история о том, что женщина украла алмазы и, чтобы от нее навсегда отвязались нехорошие люди, сфальсифицировала свою смерть.
— Вы полагаете, она была настолько умна?
— Все может быть.
— Как тогда объяснить тот факт, что я нашла все ее драгоценности в доме? За исключением разве что одного из алмазов, который она вполне могла уже продать. Домик-то строить надо было на какие-то средства.
— Я не думаю, что власть имущие в нашем городе живут плохо. И зарплата немалая, и взятки какие-нибудь, и пенсия. Почему бы дом не построить.
— Нет, я все равно сомневаюсь, что она жива. Где она тогда? — не сдавалась я. — Для чего было столько времени, сил и средств вкладывать в дом, а потом пропасть?
— В ее благоразумии же некоторые сомневались. Неспроста, я полагаю.
— То есть тетя окончательно спятила, сбежала из собственного дома в одной ночной сорочке, поселилась у какого-нибудь бомжа, а он ее сжег.
— Или она его. Точнее, ее — бомжи и женщинами бывают. Видит, комплекция подходящая…
— Это слишком сложно, — покачала я головой. — Так или иначе, бандиты уверены, что это я убила бабулю. То есть так думал Василий Львович, но он уже мертв. Однако он мог успеть донести эту мысль до своего босса.
Лешковский почему-то нахмурился после моих слов. Я думала, что его посетила еще одна мысль, и ждала, когда же он поделился ею. Но он просто молчал, а после сменил тему.
— Так что вы будете делать, Ксюшенька? Я предлагаю отдать мне камень на сохранение. Я запру его в сейф, ключ есть только у меня, не волнуйтесь, никуда он не денется. Когда найду покупателя, оформлю все должным образом, а деньги мы поделим. Что скажете? А сейчас, — без перехода продолжил он, как будто мое согласие с предыдущим предложением не обсуждалось, — я отвезу вас на свою квартиру, никто о ней не знает, так что вас там никто не найдет. Сам я живу в загородном доме и в квартире появляюсь нечасто.
— У меня своя квартира есть. — Упертость Лешковского в выманивании у меня голубого алмаза начала реально раздражать. Я решила, что пора сматывать удочки. — Туда я и отправлюсь, пожалуй. Не провожайте, я вызову такси. — Я поднялась.
— Нет, что вы, никуда вы не пойдете! Ксюшенька, за вами же охотятся. И полиция, и преступники знают, где вы живете.
— Тогда к подруге. Или еще к кому.
— Еще час назад вы просили вас оставить на ночлег прямо здесь, — хитро прищурившись, припомнил он. — Значит, никаких подруг и прочих вариантов у вас нет. Не хотите отдавать мне камень — ваше право, хотя я, честно признаться, задет. Выходит, вы считаете меня ненадежным и непорядочным человеком. Но ладно, это ваше дело. Согласен, в
