это все-таки его сестра. И он пришел. Сел на край кровати, взял ее за руку, нежно так, бережно. Меня кольнула ревность. Вдруг подумалось, что, если бы Августа умерла, всем было бы проще.
Он бы поплакал.
А я бы утешила.
И… и у него не было бы причин возвращаться на Восток. Он бы остался здесь, в городе, и мы действительно купили бы дом.
За мысли стало стыдно, хотя и не слишком.
– Думаешь, получится? – спросил Чарльз отчего-то шепотом. Я пожала плечами. Надеюсь, что получится. Он ведь с ума сойдет, если нет. А я… я не хочу, чтобы ему было плохо.
Сиу присела у постели.
Склонилась над Августой. Втянула ее запах.
– Лучше, – сказала она. – Хорошо.
Она раздвинула ей губы, а потом ловко сунула за щеку пилюлю. Августа во сне дернулась, но тут же замерла.
– И… все?
Признаться, я ждала чего-то… чего-то другого, что ли?
– Подействовало? – уточнил Чарльз.
А сиу пожала плечами.
– Как разбудите, станет ясно. Но… – Она задумалась, явно не зная, стоит ли говорить. – Будьте осторожны. Он был хитер. И она хитра.
– Она просто… она не виновата! – Чарльз нахмурился.
– Не вина. Другое. – Сиу коснулась сжатым кулаком груди. – Я знаю травы. Я делала яды раньше. Я делаю яды сейчас. Она делала подлости.
– Идем. – Я потянула ее за руку прежде, чем Чарльз ответил. – Мы поняли.
Я поняла.
Любовь, конечно, дурманит мозги, но не нужно обвинять только ее.
– Что она натворила? – тихо спросила я, когда дверь закрылась.
– Убивала. – Сиу посмотрела мне в глаза. – Ты хороший враг. Честный. Она – опасный.
– Погоди. – Вот эта новость совершенно меня не обрадовала. – Кого она убивала-то?
– Других. Кто взошел на ложе. Разделил.
– И… то есть…
С подземного кладбища подняли двадцать два тела. И насколько знаю, невеста Орвуда была среди них. А еще Молли. И не только она.
– Она приходила ко мне. Брала. Многое. Она знает. Меньше меня. Но знает. Училась. Ему нужны были яды. И мы делали. А потом те, на кого он смотрел, умирали.
– Мы думали, что это он их убивал.
Сиу склонила голову.
– Она давала напиток. Ему. Им. Огонь выходил на свободу. И Сила. Страсть. Он их убивал.
Вот ведь.
А… недоказуемо. И главное, что Чарльзу об этом знать не стоит. Наверное. Или рассказать? И…
– Это просто ошибка, – произнес Чарльз, приоткрывая дверь. – И… Милли, пожалуйста. Я не знаю, вспомнит ли она, но… это просто ошибка. Молодой глупой девочки, которую приворожили. Ты ведь понимаешь?
Я чуть склонила голову.
– Если не вспомнит, то… не надо рассказывать, ладно?
Не буду.
Я – не буду. Да только как-то… что-то расхотелось мне на Восток отправляться. Совершенно.
О том, что действительность не всегда соответствует ожиданиям
Августа открыла глаза.
Несколько мгновений она просто лежала, такая бледная, хрупкая, с неестественно огромным животом, который за последние дни увеличился, и Чарльз крепко подозревал, что это совершенно ненормально. Но она открыла глаза.
И лежала.
Слушала.
– Здравствуй, – тихо произнес Чарльз, осторожно коснувшись руки. Сквозь пергаментную кожу проступали сосуды, и казалось, что стоит надавить, и кожа эта лопнет.
Синеватые ногти.
Синеватые губы.
Ублюдок умер слишком быстро после того, что он сделал.
– Здравствуй, – эхом отозвалась Августа. Шепот ее был тише голоса ветра за окном. Но Чарльз услышал. И улыбнулся.
– Это ты? – столь же тихо спросил он.
– Ты пришел за мной? – Августа повернула голову к нему.
– Да.
– Зачем?
– Чтобы спасти.
– Я не просила меня спасать.
– Ты… помнишь?
– Помню.
– Что?
– Все помню. – Ее безмятежная улыбка пугала. – Помню, что жила. И любила. И была счастлива.
По спине Чарльза пробежал холодок.
– Помню, что меня тоже любили.
– Не только тебя.
– Не только. Но он бы понял. Уилл. Рано или поздно он бы понял, что ему нужна лишь я. И отослал бы прочих. И мы жили бы втроем. Он, я и наш сын.
– Или дочь?
– Сын. Он хотел сына. – Она попыталась сесть, и Чарльз поспешно сунул ей за спину подушку. От Августы пахло болезнью и… безумием?
А оно имеет запах?
Похоже, что так.
– Что ты мне дал? – поинтересовалась сестра. – Сиу намешала? Еще та тварь… нелюдь… знаешь, Уилл заставил бы их племя склониться пред его величием.
– Украв артефакты?
– Он не крал. Они сами принесли. – Августа откинулась на подушки и погладила живот. – Они присягнули бы на верность. И он был бы милостив к своим подданным. Ко всем подданным.
– Ты встречала деда?
– Конечно. Он приходил. Самоуверенный козел.
Это какая-то другая Августа. Та, прежняя, его сестра в жизни не опустилась бы до того, чтобы обозвать кого-то.
– Тоже думал, что умнее всех. Решил воспользоваться Уиллом… это ты его убил?
– Не я.
– Неважно. Он бы все равно умер. И остальные… все, кто мешал нашему счастью. И непонятно только, почему ты жив?
Она поглядела так требовательно, что даже стало неудобно.
– Августа…
– Я бы стала императрицей.
– А я бы умер?
– Возможно. Или занял бы достойное место у трона.
– Служа самозванцу?
Странный получался разговор. Разве о том надо? Надо спросить о самочувствии. И заверить, что теперь все закончилось, что они скоро отправятся домой, всего-то пару дней нужно, чтобы порядок навести и заправить баки дирижабля летучим газом.
А там…
– Он не был самозванцем. – Глаза Августы блеснули. – Он был драконом! Возрождавшимся! А ты… ты его убил!
– Не я.
– Конечно, твоя потаскуха…
– Замолчи.
– Она пришла. Обманула… и убила! Ты и она… будьте вы прокляты!
Этот визг ударил по ушам. И мрачноватого вида сиделка, присланная Дэном, поспешно перехватила руки Августы.
– Не шали, девонька, – сказала она неожиданно мягким низким голосом. – О ребеночке подумай.
– Он… он родится!
– Обязательно. – Сиделка была крупной и грубоватой женщиной, до того некрасивой, что и смотреть-то на нее не хотелось. – Обязательно родится.
– Сын.
– Может, и дочка.
– Сын нужен! – заспорила Августа, неожиданно успокаиваясь. – Уиллу был нужен сын!
– Будет сын.
– Наследник!
– А то.
– Он родится… он вырастет. Я расскажу ему все. И он вас убьет! – радостно завершила Августа, откидываясь на подушки. – Пить хочу.
– Сейчас, детонька. Водички? Или вот бульончику? Бульончик хороший, бульончик силы даст. Давай-ка ложечку… вот умничка… у такой красавицы…
Сиделка ворковала, успевая и подушки взбить, и одеяло поправить, и удержать Августу, обжигающий взгляд которой не обещал ничего хорошего.
– Чтобы детки сильными были, и мамочка должна быть сильной.
И Чарльз поднялся. Может, лекарство не подействовало? Или… или не подействует вовсе? Что, если дело не в привороте? Вдруг это именно любовь, самая настоящая?
