Приняв меры, которые многие считали чрезмерными, король Эверт также лишили трех молодых дочерей Виктора Далига своих титулов и наследства, и изгнал их из Дольдастама и общества Канин. Это привело в ярость Виктора, вынудив его поклясться отомстить любому, кто имел какое-либо отношение к вердикту.
В то время, Эверт, смеясь, отмахнулся от него, но ночью Виктору Далигу удалось сбежать из камеры, и он находился в бегах уже пятнадцати лет.
Мой отец не имел ничего общего с осуждением Виктора, так как это было решение короля Эверта и его одного. Но Виктор был при исполнении служебных обязанностей на коронации, как и все в Дольдастаме, когда Эверт короновали. Он должен был видеть, что мой отец ругался с ним, а из-за болезни Берита Эббота, было легко поверить, что мой папа помог совету решить, что Эверт должен быть коронован, а не дочь Виктора.
Это может, наконец, объяснить попытку Константина Блека убить моего отца четыре года назад. Это было просто продолжение мести Виктора.
Фактический канцлер, во время восхождения Эверта на трон, Берит Эббот, заболел и ушел в отставку в 2001 году, когда мой отец взял на себя его работу. Берит умер ненамного позже после этого. Время уже получило свою месть над Беритом, поэтому, Константин перешел к следующей виновной стороне — моему отцу.
Но зачем это Константину? Ему было семнадцать во время того беспорядка, следопыт, стремящийся стать членом Хёдраген, но без какой-либо связи со знатью. Судя по всему, он был верным слугой королевства, без намеков на восстание или мятеж.
Как Виктор привлек Константина присоединиться к его мести? И почему ждали так долго, чтобы начать? Константин попытался убить моего отца, одиннадцать лет спустя, с тех пор как Виктор объявил месть королю.
И что из этого имеет отношение к Константину, ищущему подменышей? Возможно, он пытался быть как какой-то Крысолов, заманивающий всех детей, пока не получит платежа, чем, в этом случае, как я могу только догадываться, является голова короля.
Но это не объясняло интерес Виктора к Скояре. Они не имели никакого отношения к третированию Виктора или его семьи, таким об не заслужили возмездия.
Я видела связи, которые не были четкими прежде, но нескольких частей все еще не хватало, это заставляло меня чувствовать себя более расстроенной, чем когда-либо. Окруженная книгами и всей информацией о своем народе, я не могла найти ответы.
Огонь превратился в тлеющие угольки, но я предпочла холод, надеясь, что это поможет мне не уснуть, пока я сидела, склонившись над старыми книгами. В конце концов, мое тело рухнуло в изнеможении. Я даже не помню, как уснула.
Один момент, когда я читала, строки текста размывались в тусклом свете, а после мне не снилось ничего, кроме белизны. Затем, медленно, я увидела начинающее вырисовываться лицо и веки, затрепетав, распахнулись, показывая поразительные сапфировые глаза.
Почему-то я знала, что это была Линнеа, пропавшая королева Скояре.
Появились ее губы, ярко-красные от помады, которую она носила, и ее лицо стало полностью видимым, окруженное ореолом платиновых белокурых локонов и подсвеченных ярким белым светом. И тогда, как будто она шептала прямо в ухо, я услышала ее.
«Найди меня».
Приблизившись к дому, где выросла, я увидела, что мама чистит снег на дорожке перед домом.
Ее длинные светлые волнистые волосы свободно спадали вниз. А холод слегка разрумянил ее белые щеки. Мама была высокой и, хотя ее красивая и гибкая фигура казалась обманчиво хрупкой, она была спортивной и сильной, и с легкостью поднимала полную лопату тяжелого влажного снега.
— Брин! — Мама широко мне улыбнулась. — Я не ожидала сегодня тебя увидеть. Думала у тебя сегодня тренировки.
— Сегодня суббота, поэтому у меня есть перерыв, — солгала я.
При подготовке к войне, не было никаких перерывов. По воскресеньям у нас были более облегченные тренировки, но не было ни одного свободного дня, и сегодня я прогуляла — и, возможно, завтра, и послезавтра — но я не собиралась говорить об этом маме. По крайней мере, пока.
После того, как я проснулась в библиотеке с затекшей шеей, мой сон преследовал меня. Это чувство было неземным, но вполне реальным. Я была уверена, что это было озарение, несмотря на то, что у меня никогда не было такого прежде. Этим даром, по слухам, обладали Трилле, у которых был самый развитый дар психокинеза, но он никогда не проявлялся у Канин, Скояре и даже у Виттра.
Озарение — нечто среднее между полным сном и астральной проекцией. Это способность психологически войти в чьи-то мысли через видение, обычно во время сна. Если тролль, обладающий даром озарения не очень силен, то обычно это короткие сеансы, а в племенах Скояре, которые не известны своими экстрасенсорными способностями, это могло случиться только в экстренном случае. Неизбежность и страх способны усиливать телекинез настолько, что может проявиться озарение.
Я не знала, почему Линнея выбрала меня, чтобы проявить свое озарение, но теперь у меня были доказательства, что она жива, и я наверняка знала одну вещь — я должна найти ее.
Мне хотелось помчаться, чтобы немедленно поговорить с мамой, но если бы я выглядела неопрятно, это встревожило бы ее. Поэтому я вернулась в свою квартиру и привела себя в порядок перед посещением дома родителей. Я соблюдала максимальную осторожность и осмотрительность, поскольку сегодня должна была быть на работе. Если бы кто-то заметил меня — особенно Эмбер, Тильда или Ридли — все усложнилось бы, а у меня не было времени на выяснения.
— Что-то случилось? — спросила мама, прищурив глаза от беспокойства. Она потянулась и мягко прикоснулась рукой в перчатке к почти сошедшему синяку на моем виске. Когда я вернулась домой на следующий день после нападение, все было гораздо хуже — она была в бешенстве.
— Все хорошо, — я попыталась убедить ее улыбкой. — Правда, я надеялась, что мы сможем поговорить.
— Да, конечно. — Она жестом указала на дом. — Давай зайдем.
Я подождала, пока мы снимали зимние куртки и тяжелые ботинки, и даже пока мама делала горячий ежевичный чай. Мне очень не терпелось задать свои вопросы, но я приложила все усилия, чтобы все выглядело, как обычный визит.
— Твой отец на встрече во дворце, — сказала мама, ставя передо мной на кухонный стол чашку чая, а затем села напротив, потягивая свой чай.
— Все, что происходит, для него очень хлопотно, — сказала я.
Она кивнула:
— Я уверена, что это просто сумасшедший дом для тебя.
— Да, много дел, — сказала я, прежде чем наступила неловкая тишина.
