— С чего ты взяла, что она пропала? Может, уехала куда-то? — спросил Август, заводя машину и выезжая на трассу.
— Для отпуска есть лето. А за границу дольше, чем на неделю она никогда не летала. Денег много у нее не водилось.
— Могла переехать в другой дом…
— Знаешь что! Я буду очень, несказанно, невероятно рада, если все обстоит именно так. Но я сомневаюсь, глубоко сомневаюсь. Вот здесь! — хлопнула я ладонью по сердцу. — И если бы не было повода для волнения, думаешь, я бы бросила лагерь?
Несколько минут я ждала хоть какой-то реакции от Августа, но он молча следил за дорогой. Не удержавшись, я спросила:
— Ты мне веришь?
— Единственный повод тебе поверить — проверить твои слова, — сказал он, сворачивая на обочину. Остановившись, он достал смартфон, порылся в телефонной книге и поднес трубку к уху: — Привет, ты на работе?.. Я на задании. Можешь проверить человека? Только тихо. Я тебе скину сообщением фио и адрес… За последнюю неделю. Чем быстрее ответишь — тем лучше… Должен к выходным вернуться. Давай, работай.
— Кому ты звонил?
Август не отрывал глаз от экрана смартфона, быстро печатая пальцем по сенсорной клавиатуре. А потом долго смотрел перед собой, время от времени почесывая уже трехдневную щетину. Похоже, он не привык не бриться. И когда глубоко задумывался, не замечал ничего вокруг — например, мои вопросы.
Вдруг его смартфон пискнул — воззрившись на экран, Август еле слышно выругался и завел двигатель.
— Ты была права, — сказал он, разворачивая машину в обратную сторону.
Глава 4
Ему дали пять суток для того, чтобы доставить меня на базу. И пока мы ехали по дороге, которая в конце концов приведет в мой родной город, договорились найти сестру; а затем я без сопротивления поеду с ним и сдамся. После его решения помочь, мне будет очень тяжело нарушить данное ему обещание. Я ни за что не переступлю порог базы. Я знаю суды, которые Они проводят. Они всегда правы — обвиняемые всегда наказаны. У нас есть лишь два вида наказаний: заключение или лишение дара. Тюрьма или смерть.
Если бы я знала, что виновна, то обрекла бы моя совесть меня на погибель?
К моему явному не желанию, я уснула в машине крепким сном. И открыла глаза лишь тогда, когда джип уже стоял. За окном было еще темно, и я, потянувшись и широко зевнув, уставилась на Августа. Он спал на разложенном кресле. Вот это подарок судьбы! Что мне стоит сейчас сбежать? Жаль, только без куртки, но хоть в ботинках. Нет, глупая идея — ведь Август теперь знает, куда я побегу.
Одну секундочку, но когда он успел побриться? Кожа идеально гладкая, так и хочется прикоснуться. Я подалась вперед, протягивая руку к его лицу. Которую он внезапно перехватил в воздухе.
— Так ты не спишь…
— Разве с тобой можно уснуть? — спросил он, открывая глаза.
— Я бы, конечно, предпочла услышать эти слова от тебя в другой ситуации… Но сейчас ты действительно можешь поспать, ведь какой смысл мне теперь бежать…
— Поздно. Мы приехали.
— Серьезно?
Я выскочила из машины. Сколько же я проспала? На улице уже был вовсе не поздний вечер, а раннее утро. Меня мгновенно пробрало холодом до костей с дуновением ветра. Но я напрочь забыла о холоде, обо всем, когда узнала крышу родного дома.
Крыша — единственное, что не изменилось. Забор вырос, позеленел. Калитку от остальной части забора отделяла кирпичная колонна. Я даже засомневалась, в нужный ли дом сейчас собралась ломиться. Но обернувшись по сторонам, узнала знакомую улочку. Сомнений нет, дома соседей потерпели меньшие изменения. Я взялась за ледяную железную ручку, надавила вниз…
— Заперто.
Я отступила назад, разглядывая забор. По профнастилу не взберешься. Как же его перелезть…
Август подошел к калитке, достал из кармана отмычки и меньше, чем через минуту, открыл замок.
— Прошу, — сказал он, приглашающим жестом зовя следом за собой. Однако, насколько Инспекторы разносторонние и благонравные люди, с золотыми руками и интересным содержанием карманов: наручники, отмычки…
Двор свой я не узнавала: кусты, деревья аккуратно подстрижены, будто над ними поработал профессиональный садовник. И дверь, ведущая в дом, теперь была бронированной.
— Неужели нет сигнализации, — обрадовался Август, подбирая отмычки к двери.
— Не узнаю свой дом… Откуда у сестры появились деньги сделать такой ремонт…
— А представь: она просто продала дом и поменяла номер телефона. И сейчас нас встретит хозяин дома с хлебом и солью… или с дробовиком, — улыбаясь, бормотал Август, но продолжал ковыряться отмычками в замке.
— Она бы не продала дом, который подарил нам отец. Но погоди… Кстати, как ты проверил, что ее здесь нет?
— Я не проверил, что ее здесь нет. Я узнал, что ее номер телефона не использовался последние восемь дней.
Прозвучало явное подтверждение моих опасений. Меня прошибло холодным потом. Угли надежды враз потухли. Вера — не тот человек, который может неделю не пользоваться телефоном. Вера — тот человек, который не выдержит и часа без телефона.
Когда Август открыл дверь, я буквально ворвалась в дом. В светлой прихожей меня встретил широкий черный шкаф, достающий почти до потолка, картины с живописной горной природой на стенах. Господи… Восемь лет назад у нас единственным украшением для стен служили плакаты группы “Nirvana”. Разувшись, я рванула дальше, в гостиную.
Красный цвет обоев ударил по глазам. Диван, такого же цвета, стоял под стеной, на которой красовалась огромных размеров картина с изображением какого-то ночного города. Я не спеша подошла к черной тумбочке возле плазменного телевизора. На ней стояла фотография: моя сестра, вся в белом, улыбалась на пару с мужчиной, которого я, помню, встречала в ее снах.
— Она вышла замуж, — произнесла я надломленным голосом, беря в руки фото. Август тихо подошел сзади и переклонился через мое плечо.
— Она твоя близняшка?!
Я кивнула в ответ, а потом добавила:
— С того времени, как у меня стали появляться деньги, я постоянно красила волосы, чтобы нас не путали. А под той стеной, — указала я направо, — стояла деревянная тумбочка с нашей фотографией, где нам по десять лет. Мы были как две капли воды…
Внезапно я поняла, что в доме все совершенно другое. Нет старой мебели, моих вещей. Нет моих вещей? Она их выбросила?
Поставив как попало фотографию, я побежала в спальню. Касаясь высоким изголовьем стены, в ней стояла огромная двухспальная кровать. Рядом — шкаф. Я подбежала к нему и распахнула дверцы. Вся одежда новая, аккуратно сложена, внизу коробки с обувью.
Она выбросила все мои вещи. Все.
Я обернулась — стол с ноутбуком. Подбежала к нему и стала выдвигать одну за другой полки.
— Ничего не осталось. Абсолютно. Никаких признаков, что я здесь когда-то жила! Я ведь ей обещала, что вернусь!
Последнюю полку я вытащила полностью и швырнула на пол. Какие-то журналы, безделушки, косметика — все разлетелось по паркету. Август схватил меня за плечи и поднял в воздух, остановив от растаптывания всего этого хлама.
— Отпусти, отпусти! — орала я, вырывалась, молотила ногами.
— Успокойся! — гаркнул он, сильнее стискивая меня. Я безвольно повисла в воздухе, тихо всхлипывая. Бардак на полу расплывался за пеленой слез.
Только Август поставил меня на пол, я развернулась и прижалась к нему, сцепив руки за его спиной.
Прошло совсем не много времени, как я отвлеклась от плача на другое: на то, как приятно обнимать крепкое тело, одетое в мягкий свитер. А когда Август стал неторопливо, успокаивающе поглаживать меня по голове, у меня чуть земля из-под ног не ушла.
— Спасибо. Больше не хочется плакать, — сказала я, поднимая голову. — Твоя аура, господин Инспектор, невероятным образом на меня влияет. Одновременно исцеляет… и убивает.
Вытянувшись на носочках, я положила свою ладошку ему на затылок и прикоснулась к губам: легко, нежно, мимолетно, как бабочка крылышками. Моя рука скользнула на плечо, пальцы прошлись по еле заметному шву на свитере. Под мягкой оболочкой мышцы твердые, словно камень. Август напрягся, сдерживает себя, верно. Ведь Инспектору нельзя вступать в интимную связь со своей мишенью.
