в кладовке тетради точно нет.
Я фыркнула, дёрнула плечом и направилась в кухню — расследование расследованием, а без кофе я и до утра не дотяну.
— Точно нет, — подтвердила я, — как и во второй кладовке и обеих комнатах. Я бы перечислила тебе полный список мест, где её точно нет, но не хочется лишать тебя радости расследования.
Мужчина притормозил на пороге комнаты, явно оценивая результат бурной деятельности по поиску утраченной тетради. Затем повернулся и окинул меня осуждающим взглядом.
— Ты предлагаешь мне снимать отпечатки после того, как ты перевернула всю квартиру вверх дном?
— Считаешь, мне стоило искать тетрадь, не касаясь предметов? — парировала я, зажигая газ. Примостив чайник на огонь, я широким жестом фокусника извлекла из шкафчика коробку с остатками рождественского печенья. Того самого, волшебного. Выбрасывать его нельзя — пришлось везти с собой.
Волк заглянул в контейнер, выудил небольшой отломанный кусочек, положил в рот и блаженно застонал, откидываясь на спинку кухонного диванчика.
— Со вчера не ел, — признался он. Я села напротив и проникновенно заглянула ему в глаза.
— Работаешь на голодный желудок? И как, хорошо получается?
Волк прищурился.
— А кто спрашивает? Сама-то, когда в последний раз спала?
Я хлопнула тяжёлыми ресницами и честно ответила:
— Вот пока ты не пришёл, как раз и спала.
Ну, я ведь и правда уснула там, в кладовке, пока искала тетрадь. Конечно, проспать пару часов, лёжа в постели, наверняка оказалось бы более полезно, чем продремать пятнадцать минут, облокотившись о полки, но в моей ситуации выбирать не приходилось.
— В кладовке?
— Что?
— Спала в кладовке?
Я изобразила возмущение и отвернулась к плите. Благо, чайник как раз закипел.
— Я слышал твой крик, когда позвонил, — пояснил он, медленно пережёвывая печенье и оглядывая кухню. — Звучал близко, как будто ты была прямо напротив двери. А там кладовка, — он перевёл на меня насмешливый взгляд. — К тому же, у тебя ребро коробки на щеке отпечаталось.
Я поставила на стол две чашки и сосредоточенно ощупала лицо. Действительно, на правой щеке ощущалась чуть вдавленная полоса, очевидно, отпечаток какого-то контейнера. Ничего, пройдёт.
Я нехотя кивнула.
— Угадал.
Волк тоже кивнул, наклонился, подул на чай, взял ещё кусочек печенья и задумчиво пожевал. Я шарила глазами по кухне, словно надеясь увидеть краешек чёрной тетрадки, выглядывающий из какого-нибудь угла. Не найдя ничего похожего, я поднялась, одёрнула свитер, отодвинула занавеску и раз в пятидесятый осмотрела подоконник. Тетрадь не нашла, зато Рюрик, недовольный тем, что его обнаружили, сиганул с подоконника вниз и скрылся за радиатором. Волк проводил его сосредоточенным взглядом.
— А домовой что говорит? — задал он вполне резонный вопрос. Действительно, если бы речь шла об обычном домовом, можно было бы рассчитывать на его помощь. Но Рюрик обычным домовым не был. Он был неотъемлемой частью дара, любил работать «по старинке», и мои тетради с записями резко не одобрял, в отличие от его европейских коллег. Если даже он что-то и знал бы о точном местонахождении тетради, всё равно бы не сказал. В какой-то момент вечера в голове даже пронеслась мысль, а не домовой ли решил пошутить и спрятать тетрадь… Но потом я эту мысль отмела. Одно дело отказываться помогать, а другое — напрямую вредить и ставить всё равновесие мира под угрозу.
— Ничего он не говорит, — с досадой ответила я. — От него помощи ждать бесполезно.
— Это в каком это смысле? — нахмурился Волк.
— В прямом. Он мои методы работы не одобряет, и на вопросы отвечать отказывается.
Да, это было обидно. Особенно в свете того, что ром, привезённый из Дьюти Фри, он вылакал подчистую.
— Вот как, — протянул Волк. — А я-то думаю, почему ты при живом домовом лично ползаешь по квартире и самостоятельно ищешь пропажу.
Он сделал глоток чая, стряхнул с рук крошки и, мягко поднявшись, шагнул к окну. Из-под батареи жалобно заскулили. Волк протянул руку и двумя пальцами выудил из закутка моего несговорчивого компаньона.
— Ну здравствуй, Рюрик, — промурлыкал он как-то чересчур ласково.
— Здра-авствуйте, батюшка, — заискивающе проблеял старичок, вжимая голову в плечи.
Это выглядело настолько непривычно, что я ошалело захлопала глазами. Мне показалось или мой домовой… боится Волка? Это что-то новое: я-то всегда думала, что эту твердолобую нечисть вообще ничем не пронять. А ведь действительно, все предыдущие разы, когда друг заглядывал в гости, Рюрик сидел тише воды, ниже травы, спрятавшись в свой угол в дальней кладовке… Но я всегда относила это на то, что он не слишком расположен показываться людям в принципе. С Лерочкой вон он тоже не знаком, и ничего…
— Что же вы, уважаемый, обязанности свои не выполняете? — вкрадчиво поинтересовался тем временем мужчина.
— Дык… это… болен я! Простудился. И ноги болят, вот. А так — я бы завсегда…
Волк приподнял нечистого повыше, принюхался и скривился.
— И с каких же это пор у нас принято называть пьянство простудой? — Его голос вдруг угрожающе зазвенел, и домовой пугливо сжался в комочек. — Или, возможно, мне стоит вас в лазарет направить на лечение, и назначить на ваше место заместителя?
— Не надо заместителя! — взмолился Рюрик. — Я на этом месте уже больше сотни лет состою, прикипел уже к семейству этому. Помилуйте, батюшка!
Волк хмыкнул и приземлил домового на стол.
— Тогда говори.
