— Что говорить? — непонимающе заморгал домовой.
— Кто вламывался в квартиру, пока не было хозяйки? Кто похитил важный артефакт? И почему ты этому не помешал?
Я опешила. Какой взлом? Какой артефакт?
— Серёж, ты о чём? — протянула я, и Волк вздрогнул. Обернувшись, он смерил меня строгим взглядом.
— Мы же договаривались — никаких имён.
— Прости, — смутилась я. — Но я правда не понимаю, о чём ты. Какой взлом?
Мужчина поджал губы и скрестил руки на груди. Потом подумал, вздохнул и опустился на мой стул. Я помедлила и присела на край диванчика.
— Видишь ли, есть опасность, что всё это происки иностранных агентов, — он сделал паузу, чтобы я смогла в полной мере прочувствовать всю серьёзность ситуации. — Похитить твой блокнот, чтобы подорвать экономику и погрузить нашу страну в хаос — вот их вероятный план. И делается это как раз в тот момент, когда тебя точно нет дома. Ты понимаешь?
Я моргнула, осознавая сказанное. Моргнула ещё раз, а затем запрокинула голову и расхохоталась. Я смеялась долго. Напряжение дня стекало с меня волнами — лихорадочные сборы, дорога до аэропорта, заминка на таможне, задержанный самолёт, тяжёлый чемодан на колёсиках, который после и без того долгой дороги пришлось поднимать пешком на четвёртый этаж и, как завершение, потерянная тетрадь с рецептом. Ничего не забыла? Ах да, ещё проклятый замок, который наотрез отказывался пускать меня домой целых пятнадцать минут.
Отсмеявшись и вытерев выступившие слёзы, я весело взглянула на Волка. Мужчина сидел, насупившись, и как никогда напоминал того мальчишку, которого я когда-то знала.
— Во-первых. Никакого взлома не было. Учитывая особенности моего замка, любой грабитель уже через пару минут психанул бы и вышиб дверь с ноги, а подобные следы взлома я бы точно заметила. Во-вторых, иностранные агенты? Ты шутишь? Тебе теорий заговора в жизни не хватает? Я обеспечиваю Новым Годом всё европейское отделение. Кто может хотеть погрузить в хаос всю Европу, учитывая, что есть крайне высокая вероятность того, что хаос за компанию зацепит и все остальные континенты?
Волк неуверенно пожал плечами:
— Китай? Америка?
Я фыркнула. Мне сложно было поверить, что коварные иностранцы, решив уничтожить наш континент (и весь остальной мир заодно), решили прибегнуть к такому в высшей степени ненадёжному способу. Да, кстати…
— И, наконец, в-третьих, — добила я, — никому неизвестно, что тетрадь с рецептом для меня важна. Из людей я говорила о ней только тебе, и ещё знает Рюрик.
— То есть? — нахмурился Волк.
— То есть, большинство одарённых обходятся без подобных вещей.
— Совсем?
— Совсем, — отрезала я. — Обычно они чувствуют, какие ингредиенты и в каком количестве нужно добавить в блюдо для баланса. И только я предпочитаю точный расчёт. Не верится, что я раньше тебе об этом не рассказывала.
Рюрик презрительно фыркнул. Волк заметно сник.
Я потянулась и дотронулась до руки мужчины.
— Прости, что разрушила твою теорию, но скорее всего, я сама потеряла тетрадь. Случайно засунула в чемодан с остальными рецептами, и опять же случайно забыла в Париже. И теперь мне очень срочно нужно найти способ всё исправить и приготовить всё-таки этот несчастный салат.
Волк скептически хмыкнул, достал смартфон и демонстративно взглянул на время.
— Слетать до Парижа и обратно ты вряд ли успеешь. Тем более, не ясно, точно ли рецепт находится там. Так что надо придумать что-то другое.
Я кивнула. Подумала. Мотнула головой.
— Скажи, а нет ли у нас знакомых во Франции? Кого-то, кто сможет прийти в квартирку, где я останавливалась и поискать? Может быть, послать туда домовую, с которой я работала?
Волк замер и нахмурился. Его глаза забегали, явно просматривая возможные варианты.
— Рискованно, — выдал он наконец. — Сама домовая тетрадь переслать не сможет, а я не могу вспомнить никого, кто точно не использует её в своих целях. Особенно не хочется раскрывать ценность тетради, если, как ты говоришь, никто пока что не знает, как она важна… Ты ведь остальные рецепты тоже рассчитываешь?
Я кивнула и жестом указала на полку с блокнотами. «Масленичные блины», «Пасха», «Домашний Шоколад» — все корешки бережно подписаны и нарядно украшены. И только на месте «Оливье» зияет унылая дыра.
Отвернувшись от свидетельства своей безалаберности, я достала из контейнера печенюшку и принялась нервно её крошить. Волк тоже заметно приуныл и забарабанил пальцами по столу.
Ситуация была отвратительная. Без рецепта я не могла рассчитать идеальный Оливье, и это ставило под угрозу всё мировое равновесие во всех сферах — от финансовой стабильности до целостности земной коры. Если ничего не предпринять, возможным станет даже визит злобных пришельцев первого января.
— Дьявол, Лоран! На дворе двадцать первый век! Если тетрадь не артефакт, почему ты до сих пор не оцифровала свои расчёты?
Я открыла рот, чтобы возразить или оправдаться, когда вдруг вспомнила, что вообще-то… вообще-то я сканировала содержимое как раз этой тетради примерно год назад. Я даже подскочила от осознания! У меня ведь должны быть сохранены страницы расчётов — не все, но многие! По ним я уже смогу что-то придумать.
— Оцифровала! — завопила я. — Я же как раз расчёты по Новому Году высылала Роберто в прошлом году, помнишь? У меня же сканы на компьютере лежат!
Я подскочила и кинулась в дальнюю комнату, благодаря всех богов на свете за то, что год назад решилась помочь незнакомому мальчугану. Парню из Южной Америки едва исполнилось 16, когда умер его дядя, и случилось это как раз перед Новым Годом.
