Когда это изменилось? Сегодня утром, когда Кора сказала, что Джеймс намерен жениться? Сейчас, когда я вижу его с Изабеллой? Или все началось с моих снов, где я отдаюсь другому мужчине?
Или так было всегда, просто ускользало от моего понимания, пряталось на краю разума, не желавшего признавать порочные чувства? Мартен мой суженый, мы предназначены друг другу самой Серебряной богиней, но кем был Джеймс Дарро? Случайным человеком? Привлекательным мужчиной, ведь не столь уж и много мужчин я видела тогда в своей жизни, воспитанная в уединении и строгости шианская принцесса? Даже лишь думать об этом стыдно и к ревности, злости примешивалось чувство вины перед Мартеном.
Говорила мужу, что люблю его больше жизни, что Мартен бесконечно дорог мне, обещала верить всегда, а сама пусть и крохотной, неосознанной частью себя, но тянулась к другому. Пусть и в мыслях, во снах, но была неверна.
Ужин подошел к концу и, вопреки обыкновению, Джеймс не остался на чай и беседы в гостиной, а я не стала расспрашивать о причинах. По укоренившейся за столько лет привычке проводила мужчину до входной двери, не зная, что еще сказать, кроме обычных пустых слов прощания.
— Лайали, — Джеймс принял у слуги свою шляпу, подождал, пока тот уйдет, оставив нас вдвоем в тишине прихожей, — тебе следует быть осторожнее и внимательнее с леди Эстес, или как там она предпочитает себя называть.
— Что ты имеешь в виду? — я, наверное, впервые за весь вечер, позволила себе посмотреть на Джеймса прямо, без попытки сразу отвернуться или отвлечься на что-то незначительное, несущественное.
— Она не та, за кого себя выдает. Упомянула, что родом с севера Афаллии, но у нее выговор южанки.
Я покачала головой в растерянности — для меня афаллийский выговор звучал одинаково, не успела я научиться разделять его на северный и южный.
— Платье из дорогой ткани, в то время как леди заверила меня, что из небогатой семьи, и отнюдь не дорожное, — продолжил Джеймс. — Более того, она наверняка не путешествовала в нем ни дня — наряд пахнет лавандой и выглядит так, словно его только что достали из сундука, а сама леди и вовсе успела надушиться.
— Она переоделась… к ужину, как должно, — возразила я робко, неубедительно.
— Судя по реакции Коры, леди прибыла в этот дом буквально час назад, если не меньше, а прежде ее здесь никто в глаза не видел и знать не знал, — Джеймс шагнул ко мне, и я замерла, вдруг резко, остро ощутив его близость, пьянящий аромат моря, который, кажется, давно уже стал частью капитана. Его дыхание с нотками выпитого за ужином вина, почти осязаемый жар тела. — Что происходит, Лайали?
Я не могу врать. Никогда не умела лгать как следует, тем более близким, дорогим мне людям.
— Ее зовут не Маргарита Эстес, — прошептала я. — Это Изабелла, супруга наследного принца Афаллии Александра.
Джеймс нахмурился, я заметила настороженность, тревогу в его глазах.
— И что же ей нужно?
— Она попросила дать ей приют на два-три дня, пока она навещает колдунью, помогающую в делах зачатия.
— Что за колдунья?
— Не знаю.
— Почему вы? Принцессе Афаллии больше негде остановиться в Верейе?
— Мартен родом из Афаллии, — напомнила я.
— Но ты нет, — Джеймс говорил негромко, мягко, и под его ласковым, вопрошающим взглядом я почувствовала себя маленькой девочкой, совершившей глупый проступок, позволившей обвести себя вокруг пальца.
— Мне стало жаль ее. И… два-три дня это недолго, — не знаю, перед кем я оправдываюсь, перед собеседником или же перед собой, его или себя убеждаю в том, что поступила верно, что не произойдет ничего, о чем я пожалею. — Изабелла будущая королева, она не аферистка и не разбойница. Едва ли она проникла в наш дом с целью ограбить нас или убить меня во сне.
— Она связана с братством круга, а близкие отношения с проклятыми — повод более чем веский, чтобы держаться от нее подальше.
— Все будет хорошо, — в попытке уверить Джеймса я коснулась его пальцев, накрыла их своей ладонью и, спохватившись, отдернула руку, словно дотронулась не до грубоватой чуть кожи, но открытого огня.
Быть может, слишком резко.
Смутившись, я отвела взгляд, отступила на шаг, чувствуя, как суматошно забилось сердце.
— Надеюсь, — голос Джеймса прозвучал неожиданно сухо, отстраненно. Мужчина коротко мне поклонился, надел шляпу. — Доброй ночи, Лайали.
— Доброй ночи, Джеймс, — я не смела поднять на него глаза, но услышала, как он вышел, прикрыв за собой дверь.
И мне казалось отчего-то, что ночь эта доброй не будет.
* * *
Ночью мне едва удалось сомкнуть глаза. Если я и засыпала, то беспокойным чутким сном, слишком быстро сменявшимся тревожным пробуждением в полумраке спальни. Я не запомнила снов, даже если они и были, лишь ворочалась беспрестанно с боку на бок и размышляла.
Я думала об Айянне, Кадииме и остальных девушках, бывших некогда моими компаньонками. Думала о Герарде, Александре и братстве проклятых. Об Изабелле и цели ее визита в герцогство и в наш дом. О Джеймсе я не думала, не позволяла себе, отбрасывая всякую мысль о нем и моих чувствах к нему. Единственное, что я вспоминала снова и снова, разбирала дотошно, словно старательный ученик данное учителем задание, — слова Джеймса об Изабелле.
Я мало что знала путешествиях через порталы, но даже мне известно, что чем больше расстояние до конечной цели, тем больше переходов нужно сделать и тем сильнее устает тот, кто открывает портал. Редко кто способен создать один переход в любую точку мира, независимо от удаленности. Для распределения и сохранения сил требовалось заранее просчитать и проложить маршрут, разделить его на равномерные отрезки, покрывать за каждый переход примерно одинаковое расстояние, делать остановки для отдыха. Конечно же, с помощью керы и портала Изабелла все равно добралась намного быстрее, чем если бы воспользовалась традиционными наземными дорогами, ей пришлось потратить всего несколько часов, а не несколько недель, чтобы оказаться в Верде, однако путешествие остается путешествием и суть его не меняет от времени, в нем проведенного. Я помнила, каким ужасным, тяжелым был наш путь из Шиана в чужую страну, как долго мы ехали и сколько тягот вытерпели, прежде чем пересекли границу Афаллии. Враждебно настроенные соседи Шиана, на чьи территории нам неизбежно пришлось ступить с риском для нашей безопасности, опасные горные перевалы, бескрайние долины Гаалии, два или три маленьких королевства между ней и Афаллией, поздняя осень и западная зима во всей их непривычной, суровой красоте. Порой мне казалось, что мы никогда не доедем, так и сгинем на обледеневших узких переходах в горной цепи, что разделяла этот континент и мир надвое, исчезнем в одной из бездонных пропастей, что разверзались перед королевским кортежем, погибнем под обвалами, о которых поведал проводник. Мы, девушки, тряслись в каретах, неудобных, продуваемых, едва ли пригодных для долгого путешествия в столь тяжелых условиях, мы неделями не видели простых удобств, неделями не задумывались о роскошных платьях и элегантных прическах, ни одной из нас и в голову тогда не пришло бы нарядиться, надушиться и как ни в чем не бывало отправиться кокетничать с сопровождавшими нас мужчинами из охраны. И дело не только в нашем строгом воспитании, дело в элементарной усталости, желании поскорее добраться до более-менее цивилизованного города, вымыться, поесть и поспать на кровати, а не в салоне кареты или в наспех поставленной палатке. Разумеется, Изабелле не пришлось неделями мучиться в тряском экипаже на плохих дорогах, не пришлось ночевать не под крышей дома, не пришлось заставлять себя есть сухой паек, но все одно она не могла отправиться в тайное путешествие, предварительно надев декольтированное платье, накрасившись и надушившись. Чего ради, если среди кер одни лишь женщины? Чего ради, если Изабелла так, по ее словам, спешила, чтобы ее отсутствие не заметили? Не могла она, потратив несколько часов на переходы и остановки, успев в Верде найти и снять комнату в гостинице, после заявиться прямиком ко мне благоухающая и свежая, будто только-только из гардеробной.
