лестнице, я набрал Шона. С помощью установленной на ноутбуке программы он отслеживал мои перемещения по городу.
— Я уже даже не знаю, есть ли необходимость говорить, что из окна открывается вид на центральную площадь, — произнес риелтор, настороженно глядя на Виолу, словно опасаясь, что каждое новое сказанное слово сработает тем самым детонатором, вызывающим у клиентов отказ.
— Показывает спортбар «У Старого Джо», — сказал Шон.
Виола подняла на меня умоляющий взгляд. Широко улыбнувшись, я ей подмигнул и ответил в трубку:
— Паб на первом этаже. Прямо под нашими ногами, — потом, обернувшись к риэлтору, добавил: — Открывайте. — И коллективный вздох облегчения разнесся по лестничной клетке.
Квартира встретила нас полуденным солнечным светом. И хотя начали поиски мы ранним утром, закончили на удивление быстро. Всего четыре часа, благо не тратили время на заранее провальные варианты.
С довольной улыбкой Виола обвила мой торс руками.
— Кроме платы за первый месяц необходимо внести депозит, равный сумме аренды, — кашлянув в кулак, чтобы привлечь наше внимание, произнес агент.
— Я внесу, — одновременно ответили мы с Ви.
— Ты надо мной издеваешься, что ли? — отодвинулся я и посмотрел на нее взглядом «этот вопрос больше не обсуждается», потому что мы еще даже не нашли подходящую квартиру, а уже успели поругаться, кто будет за нее платить. Виола утверждала, что раз жить там будет она, то обязана платить хотя бы часть.
— Ви, ты не феминистка. Ты — принцесса, а принцессы сами за себя не платят, — сказал я. — Все еще хочешь делить аренду поровну — валяй. Только потом не дуйся, что я не буду носить тебя на руках. Борцы за равноправие ходят пешком. Так что я предупредил.
Ответом мне послужил полный негодования взгляд. На что я наклонился и, сжав ее щеки пальцами, чмокнул в губы, а потом на ухо прошептал:
— На этом разговор окончен.
Да, мы все еще ссоримся. Но есть в этих моментах то, что мне невероятно нравится: после того, как наорались друг на друга, выдохнуть, сгрести эту наглую засранку в охапку, завалить на кровать и пересчитать губами каждую веснушку на груди, ребрах и ключицах, пока она не прекратит отбиваться. А потом, целуясь до одури, оставлять на ее бедрах свои отпечатки, выстраивая мерный ритм. Вот таков наш шаткий мир.
Я знаю, что внутренние шрамы во мне не затянутся никогда, но они становятся светлее. Пустота вытесняется из моей души с каждой новой разбросанной вещью в коридоре, ароматом ее духов, впитавшихся в воротник моей рубашки или тремя жалкими кактусами, стоящими на кухонном окне, которым Ви все-таки имена придумала. Я сотню раз грозился от них избавиться. Но продолжал старательно поливать.
Оставалась лишь одна проблема: кто мог сказать, что ждет меня завтра? О пяти годах и речи быть не могло.
Я не мог обещать, что меня не пристрелят, что я не поеду рассудком через пару безумных экспериментов. Все, что у меня оставалось для Виолы, — сегодня. Но эта девушка не заслуживала так мало.
Держаться от нее как можно дальше — лучшее, что я мог сделать ради ее блага, и единственное, чего сделать не смог. И ни к какой логике мою тягу к этому рыжему чуду было не свести.
Поэтому в моей голове созрел план. И в его осуществлении неожиданно помогла Рейвен. Единственный человек, ненавидящий Коракс настолько же сильно, как я сам.
Она оказалась за стенами третьей лаборатории в четырнадцать и больше их не покидала. Ее браслет был настроен только на территорию комплекса. И хотя он и раскинулся на многие мили, девушка давно мечтала покинуть его ворота.
Почему ее держали взаперти, почему не разрешали, как нам, выходить в город, я не знал. Рей не рассказывала, а я никогда не спрашивал. В моем шкафу за сотней чугунных замков хватало своих скелетов.
Наша сделка была проста: я вытаскиваю ее — она обеспечивает меня и парней железобетонным прикрытием. Данными, которые станут гарантом нашей свободы.
Личные дела. Задания. Адреса. Лабораторные тесты. Счета в банках, на которые переводились деньги за миссии, о существовании которых министерство обороны даже не подозревало. Заказные убийства, кража информации и многое другое, чем агенты занимались под прикрытием. Чем занимался я.
Не то, чтобы я специально просил Рей помочь, в нашу последнюю встречу она сама предложила мне эту информацию в обмен на собственную свободу. И я согласился.
А между тем время мчалось. Оно неслось галопом, и ему было совершенно до лампочки, что каждый день, глядя на календарь, рука на моем горле сжималась все сильней, потому что я понимал: назад дороги не будет.
Моя жизнь превратилась в счет.
Шестьдесят четыре дня до побега.
Двенадцать дверей с электро-магнитным кодовым замком.
Три лаборанта и восемь вооруженных охранников.
Два километра коридоров лаборатории.
Все эти цифры я выучил слишком хорошо.
Скачивая личные дела каждого агента, когда-либо проходившего через ворота Коракса, я не стал заглядывать внутрь. Подумал только, что напрасно. Почти все парни уже мертвы. Откинув сожаления в сторону, я заботился о тех, кому в скором времени предстоит пополнить ряды имен среди сотен файлов. Они важнее.
Когда на экране начала копироваться папка с именем Тайлер Ламм, я несколько секунд сверлил взглядом заголовок его личного дела, а затем все-таки закрыл ноутбук. Каждый раз, когда я был рядом с Ви, то думал, что на моем месте должен был быть Тай. Это убивало.
Я знал, что мне надо найти способ отпустить его, избавиться хотя бы частично от чувства вины за его смерть, но не делал этого. Не желал, чтобы та часть меня, что он успел занять, заросла чем-то незначительным и мелким, не хотел забывать, что благодаря ему был все еще жив. Именно в тот момент я вспомнил про дерево, которое являлось символом Хелдшира. Города, в котором он погиб. Города, в котором я ожил. Этот бук как будто был мной. Половина уничтожена, но вторая все ещё тянется к небу. В тот же вечер я
