— Ты заколешь Вильдана клинком. Ясно?
— Да, — ответила я, не в силах вымолвить нечто иное. И сердце истекало кровью в груди, когда поняла, что сказала абсолютную правду. Я действительно сделаю это, потому что она приказала. Но только я не сдамся так легко, я не желаю повиноваться, я буду бороться из последних сил! Только бы понять, как смогла справиться с ее магией в прошлый раз!
— Молодец! — вновь улыбнулась предводительница, — Только не забудь увести его подальше от верных прихвостней, а я отправлюсь следом за вами. Теперь иди отдыхать. Я хочу, чтобы завтра у тебя было больше сил.
Тинольд
Я с трудом дышал, отказываясь верить только что услышанному. Не может этого быть! Алира — предательница? Все это время она искусно водила нас за нос, морочила голову, приносила полезные сведения о ведьмах, чтобы в итоге заманить Вильдана в ловушку? Неужели настолько ненавидит, что решилась обмануть даже меня? Ведь я всегда был ей другом. Сжав зубы, чтобы не выдать себя чересчур бурным дыханием, неслышно отполз назад, стремясь поскорее вернуться и предупредить своего смелого и благородного начальника.
Бенедикт
Я молча сидел в кабинете, равнодушно уставившись на бумаги и донесения перед собой. Завтра — решающая битва, завтра мой мальчик покинет наш дом, отправится в поход, из которого может не вернуться. Как смогу я жить дальше, если потеряю и его? Почему не могу отправиться вместо него, почему мне не передался это проклятый дар? — тогда бы я, а не он выступал сейчас против Сантаны, я, а не он, рисковал бы жизнью в борьбе за правое дело.
Тихо поднявшись из кресла, отправился в его комнату. Я знал, что Кристиан сейчас не спит. Совсем недавно он встречался с одним из своих верных инквизиторов — парнишкой Тинольдом. Это был хороший смелый парень, и я понимал, почему Кристиан приблизил его к себе — сложно в такое тяжелое время найти по-настоящему преданных сторонников. А мальчик явно восхищался моим племянником, стремился быть похожим на него, даже повторял в чем-то поведение кумира.
Дойдя до комнаты, осторожно постучал в дверь, но не дождался ответа и тихо толкнул незапертую створку.
Мой мальчик сидел у камина и смотрел в огонь. Он был бледен, пальцы сжались на подлокотниках кресла, зубами он прикусил нижнюю губу, и кровавые подтеки остались на тонкой коже. Сердце мое готово было разорваться пополам, когда увидел эти признаки ужасных мучений, словно его подвергли жестокой пытке. Ему было больно, очень больно. Он даже не мог скрыть сейчас своих чувств, как привык делать постоянно, превратив железное самообладание в привычку.
— Кристиан, — шепотом позвал я.
Он перевел пустой взгляд на меня, но словно не замечал. Постепенно разумное выражение возвращалось его глазам, они стали смотреть более осмысленно, а я видел, как невероятно трудно ему взять себя в руки, какое усилие воли вновь приходится затрачивать, чтобы просто ответить мне.
— Да, дядя, — проговорил Кристиан хриплым голосом. — Ты пришел попрощаться?
— Я пришел увидеть тебя, просто побыть рядом.
— Садись, Бенедикт. Здесь у огня намного теплее. — Он поднялся на ноги, а я неловко приблизился к камину, опустился в его кресло. Кристиан подошел совсем близко к огню, скрестил на груди руки, опаляемый невыносимым жаром камина.
— Не стой так близко, — попросил я негромко, но он будто не слышал.
Я встал, чтобы положить ладонь на его плечо, а он поднял руку и опустил поверх моей.
— Не стоит так переживать, дядюшка, это наша последняя возможность разделаться с ведьмой. Я не упущу ее, а если лишусь жизни, то это будет не зря.
— Я не хочу, чтобы ты умирал!
— Знаю. И вам я верю.
— Мне? А кому ты не веришь, мой мальчик?
— Она тоже говорила, что я должен жить.
— Кто она? — прошептал я, боясь, что сейчас он снова замкнется в себе и ничего не расскажет.
— Она.
Одно короткое слово, в которое он вложил столько эмоций! Я боялся шелохнуться, боялся снова спросить, ждал, когда же он наконец откроет мне свое сердце, когда решится выговориться и поделиться этим грузом со мной.
— Ведьма! — выдохнул Кристиан, сжав кулаки и уперев их в каминную полку. — Мерзкая лицемерная тварь, лгунья! Я думал, она не похожа на других, я решил… Она вновь провела меня, дядя, а я опять поверил! Она обманула меня, свела с ума окончательно! Ведь я видел слезы в ее глазах, когда она читала письмо Лидии, видел, что она чиста, знал, что не убивает людей. А то был всего лишь тонко продуманный ход, Бенедикт. Санатана намеренно берегла ее, чтобы затмить мой разум. Мне казалось, я раньше страдал от проклятия, но то были мелочи по сравнению с тем, что испытываю теперь! Я не могу перебороть себя, дядя, я приложил к этому столько усилий, но не могу!
— Мальчик мой, а вдруг ты ошибся?
— Ошибкой было бы полагать, что Сантана, бросив вызов, будет действовать честно. А этот план продуман идеально! Подсунуть мне ту, которой я одержим, оставить ее столь же чистой, как в нашу первую встречу, показать жестокому инквизитору, как он ошибся, ровняя всех ведьм под одну гребенку!
Он прижал кулаки к лицу, закрыв глаза, а я молча стоял, не снимая ладони с его плеча, ощущая его дикую безысходную тоску, сквозившую в каждом слове, каждом движении. Как я боялся этого… Он сломался, мой мальчик сломался. Одна-единственная женщина добилась того, чего не смогли сделать годы бесконечной борьбы, потеря всех дорогих и близких ему людей. Мой Кристиан нашел в себе силы довериться ведьме, он сделал этот шаг, переступив через себя, ломая собственную ненависть, но его предали! Он обмолвился однажды о редких встречах с какой-то девушкой, которая помогает ему, но я и предположить не мог, что это была она — та самая колдунья, его проклятие, та ведьма, что убежала от него когда-то, та, которая вышла замуж, но покинула в итоге и своего мужа, уйдя в леса, к нашим врагам. Ничего этого он не рассказывал мне, а теперь я бессилен помочь. Он будет бороться завтра, я знаю, он сделает все, чтобы победить Сантану, но… Но он не станет беречь собственную жизнь.
Я тихо сидел у широкой кровати, кое-как уговорив Кристиана поспать. Слушал его напряженное дыхание, глядел на родные черты, на морщинки, что не разгладились даже во сне. Он спал беспокойно, и я положил ладонь на его волосы, гладя их успокаивающими прикосновениями, наблюдая, как понемногу родной мой мальчик расслабляется, а дыхание постепенно выравнивается.
Утро наступило слишком быстро. Тонкая светлая полоска появилась на горизонте, и я готов был возненавидеть солнце за то, что оно решило встать сегодня вновь и осмелилось осветить лучами этот мир, в котором я могу остаться совершенно один. Невольно шумно вздохнул, и Кристиан пошевелился, а потом раскрыл глаза. Он взглянул на меня, затем на занимающийся за окном рассвет и промолвил:
