Бек Макмастер - Поцелуй стали (ЛП)

Те самые вопросы, что он услышал, прежде чем вошел в комнату.

– Я не спрашиваю, че ты тут делашь.

Бэрронс с осторожностью отступил от Онории:

– И в мыслях не было вторгаться на чужую территорию.

– Я тя не спрашивал.

Онория сжала руки в кулаки, губы превратились в одну тонкую линию. Но в глазах светился не гнев, а боль.

– И ты говоришь, что доверяешь мне.

– Доверяю. Но Бэрронс вечно встает между нами, а ты упорно не желашь мне сказать, че он для тебя значит. – Блейд не смог сдержать рвавшегося наружу разочарования.

Сделав еще один шаг вперед, он почти вплотную приблизился к Онории, почти схватил за руку, но тогда поддался бы гневу и голоду. «Нет. Она испугается». Он с наслаждением вдохнул аромат Онории, все еще теплой после сна в его постели. К нему примешивался запах розовой воды, но даже ей не удалось заглушить едва уловимые нотки секса и крови.

– Я оч стараюсь те доверять.

По телу Онории пробежала дрожь.

– Мне бы очень этого хотелось. – В ее голосе сквозила боль. – Лео?

Бэрронс напрягся:

– Нет.

Онория обернулась:

– С меня довольно секретов. И мне надоело защищать тебя, в то время как тебе, очевидно, глубоко плевать на всех нас. Похоже, ты слишком долго жил в Эшелоне и уже не способен поверить, что не всем интересны твои закулисные игры. Блейд никогда не стал бы использовать эту информацию против тебя.

«Смотря какую».

– Я никому не доверяю и имею на то веские причины. Или ты забыла, кто именно меня инфицировал? – Взгляд Бэрронса стал жестким.

Онория побледнела:

– Он не хотел. Он пытался помочь тебе не заразиться.

– Он пытался протестировать свою чертову вакцину, – рявкнул Бэрронс. – Плевать он на меня хотел. Я всегда был для него лишь очередным подопытным кроликом.

– О ком эт вы толкуете, черт побери? – не выдержал Блейд.

Оба, Онория и Лео, взглянули на него темными глазами в обрамлении густых ресниц. Выражение в этих глазах было практически идентичным. Мгновение – и Онория отвернулась, разрушив наваждение. Но Блейд все же не смог забыть то, что увидел. «Господь Всемогущий». Он замер.

– Ты евойная сестра. – В его голосе сквозило удивление. – Черт возьми, ты евойная сестра!

Бэрронс побледнел, а Онория с облечением выдохнула.

– Да, – прошептала она. – Сводная сестра. У нас с Лео один отец. Я единственная, кто знает. Лена и Чарли никогда не встречались с Лео.

Мозг Блейда лихорадочно работал. Черты их лиц были похожи лишь отдаленно, но глаза – они выдавали родство. Неудивительно, что он упустил это из виду. У Чарли с Бэрронсом было больше сходства, и оно, скорее всего, будет лишь усиливаться по мере взросления парнишки.

– Кто отец Бэрронса? Герцог или Артемий Тодд? – И Блейд тут же сам ответил на свой вопрос: – Тодд, верно?

Иначе зачем это скрывать? Так вот почему она обратилась за помощью к Бэрронсу, прежде чем пришла к нему, Блейду. Эта мысль почти заставила его улыбнуться. Он совершенно зря беспокоился.

Бросив на сестру мрачный взгляд, Бэрронс обратился к господину:

– И что ты собираешься делать с этой информацией?

Блейд покачался на ногах. Его охватила такая эйфория, что чуть грудь не лопалась. Ему хотелось подхватить Онорию на руки и закружить. Она – его. Целиком и полностью.

– Скорей всего, ниче, – пожал плечами Блейд. – Вот изловим вампира, и надеюсь ваще как можно реже тя встречать. И ваще о те вспоминать.

– Мне слабо в это верится, – ровно произнес Бэрронс.

– Ниче удивительного. – Герцог – голубокровный до мозга костей. Ему никогда не понять: Блейд хотел лишь, чтобы его оставили в покое и дали возможность быть с семьей... и с Онорией.

Все еще не уверенный, как воспринимать заявление господина, Бэрронс взглянул на собеседников:

– Мне нужно кое в чем признаться. Но я скажу тебе. Только тебе. – Он посмотрел в глаза Блейду.

Онория застыла, но Блейд поднял руку, предостерегая ее от возражений:

– Подожди мя в комнате.

– Не думай, будто можешь приказывать мне, как одной из своих… своих…

– Трэлей? – продолжил Блейд, слегка приподняв бровь.

Щеки Онории залил румянец, но он не собирался так просто отпускать ее с крючка. Им нужно поговорить. Прошлая ночь многое изменила, но было очевидно, что без разговора все же не обойтись.

Блейд почувствовал, как Онория вновь воздвигает вокруг себя защитные стены. Черт, теперь, после слов Бэрронса, господин понял, почему она так поступала. Ее собственному брату было на нее начхать.

Блейд успокаивающе нежно погладил Онорию по спине, наклонился и прошептал ей на ушко:

– Пожалста.

Небольшая уступка ради гордости Онории. Ей тоже придется научиться уступать, но сейчас он готов был сделать первый шаг.

Взгляд Онории потеплел, ладонь робко коснулась его запястья. Блейд почти видел, как мысли мелькают в этих невероятных карих глазах. С ней никогда не будет легко, но он вдруг осознал, что это ему даже нравится. Мужчине быстро наскучит женщина, которая никогда не бросает вызов. Онория навсегда останется для него загадкой.

– Я тебя подожду, – тихо произнесла она.

Блейд легко поцеловал Онор, сильно удивив ее.

– Спасибо.

Она отвернулась и направилась к двери, однако что-то все же остановило ее от ухода вот так, без прощания с братом.

– Будь осторожен. Я знаю, отец никогда не признал бы тебя как сына, но ты был глупцом, считая, что я не раскрою тебе свои объятия. Если бы ты только мне позволил.

Затем она вышла, оставив Бэрронса потрясенно смотреть ей вслед.

Глава 25

Блейд с тяжелым сердцем поднимался по лестнице. Дьявол бы побрал этого голубокровного! Господин все еще пытался осмыслить недавнее признание Бэрронса.

И оказался у двери в спальню слишком быстро. Бэрронс со своими помощниками остался во дворе. Спешить нечего, и это меньшее, чего чертов ублюдок заслуживал.

– Мне известно, кто вампир. Понимаешь, я считал это справедливым: Тодд собирался ввести себе обнаруженную настоящую вакцину. Он все эти годы ждал, чтобы убедиться в ее эффективности, а меня, черт побери, заразил опытным препаратом. Поэтому я подменил образцы: он вколол себе ту самую вакцину, что испробовал на мне.

У Блейда перехватило дыхание.

– Как по мне, эт месть, а не справедливость.

Бэрронс потерял самообладание; в его взгляде загорелись гнев, гордость и, как ни странно, скорбь.

– Я не хотел становиться голубокровным. Он обещал, что я не обращусь в пятнадцать на кровавом ритуале. Он обещал.