Прежде чем приступить к утреннему туалету, я захожу в кабинет, читаю записку от фрайна Рейни. Блейк пишет, что было бы весьма неплохо, если бы я переговорила с магистром Бенни касательно свидетельств Марлы-Аны и разъяснила закатнику всю важность участия бывшей служанки в низложении Элиасов. Из короткого этого послания я делаю вывод, что в прошлый раз Марла так и не посетила дворец лично, а свидетельства были переданы через магистра. Помимо прочего ясно, что Стефан моих бесед с Бенни не одобряет даже в нынешних обстоятельствах, иначе сам бы мне о том и поведал, а не фрайн Рейни писал бы записки, переданные с утра пораньше. В конце послания Блейк словно невзначай вопрошает, известно ли мне, куда именно уехала Илзе, дескать, для пользы дела хорошо было бы, если б и её слово было приложено.
Илзе уже покинула столицу, я в том совершенно уверена. Едва ли она и её племянник стали бы медлить, а значит, она ещё вчера обошла тех, с кем хотела попрощаться, и, пока я выслушивала откровения Мадалин, Илзе из города уехала. Её ещё возможно разыскать, перехватить и вернуть, но есть ли в том резон? Наши с нею пути, некогда переплетённые тесно, разошлись, вьются теперь раздельными лентами, что до её путей с Блейком, то… ему решать.
И ей, если пожелает его принять.
Прячу записку и спешу обратно в спальню. Появляются служанки, и утренний ритуал постепенно возвращается на круги своя.
В сопровождении юных фрайнэ, кутающихся в тёплые плащи, иду в храм и на длинной галерее встречаюсь со Стефаном. Он берёт меня за руку, мы выжидаем минуту, пока за нашими спинами свита перемешается и построится в соответствии с регламентом.
– Полагаю, тебе стоит снова написать арайнэ Грете, – говорит Стефан негромко.
– Зачем?
– Пусть вновь разыщет для тебя надёжного человека… или ты подумай, нет ли среди твоих… старых знакомых кого-то, на кого ты сможешь опереться и кто может защитить тебя в случае нужды. Не приведи Благодатные ничего подобного, конечно, но, к сожалению, вовсе исключать такой вероятности тоже нельзя.
– Прости, но я не вполне понимаю, о чём речь…
– Астра, я помню, что ты можешь и сама себя защитить, – Стефан бросает быстрый взгляд через плечо, и мы возобновляем движение, мимолётно киваем кланяющимся придворным. – Я видел твою силу и скажу честно, мне как неодарённому человеку нечего ей противопоставить, случись бы нам сойтись в бою. Но я знаю и то, что возможности любого одарённого не безграничны. И совсем скоро ты станешь моей женой и императрицей…
– Которой не пристало демонстрировать силу, особенно незаконную? – подхватываю я чуть резче, чем хотела.
– Твоё положение, нынешнее и будущее, таково, что ты не можешь всегда и за всем следить сама, – возражает Стефан мягко. – Подле тебя должен быть кто-то ещё. Проверенный, надёжный, преданный. Вокруг тебя полно стражников, и я готов увеличить их число, готов предоставить хоть целый гарнизон, но они не везде могут следовать за тобой. Произошедшее во Франском монастыре лишь подтвердило, сколь ненадёжна такая охрана. Фрайнэ Жиллес не собиралась причинять тебе физический вред, однако что было бы, если бы намерения её были бы иными? Или не у неё, но у кого-то другого?
– Ты предлагаешь мне поискать личного охранника? – уточняю недоверчиво. – Или даже охранницу?
– Пожалуй, да, женщина была бы предпочтительнее, – соглашается Стефан задумчиво. – И твои знакомые зарекомендовали себя с куда лучшей стороны, нежели вся императорская гвардия…
Я так обескуражена неожиданным этим предложением, что удивлённо смотрю на Стефана, пытаюсь понять, насколько он серьёзен. И вдруг останавливаюсь взглядом на паре, поспешно склоняющейся пред императором. Мужчина немолод, в тёмных его волосах изрядно седины, но стоящая подле него женщина куда старше. Вопреки грузу прожитых лет, держится она прямо, уверенно, элегантная и строгая в коричневом платье. Оба одеты скромно и это не та скромность, что порождена простотой и непритязательностью в одежде. Эта скромность берёт истоки свои в отсутствие достаточного количества средств на дорогие наряды, богатые ткани и изобилие драгоценностей, в годах, проведённых среди вынужденных ограничений жизни простых сельских фрайнов, приезжающих в столицу в лучшем случае раз в два-три года. Пара склоняет головы, но едва император кивает им и проходит мимо, как они оба выпрямляются, смотрят нам вслед, прожигают меня пристальным, изучающим взором похожих тёмных глаз. Я оборачиваюсь, приглядываюсь к ним, перебираю известные мне имена придворных и не нахожу нужных. Во дворце продолжают появляться новые лица и не все из них спешат представиться суженой императора. Я по-прежнему не знаю многих и, может статься, не узнаю вовсе, а Стефан привык ходить по дворцовым коридорам, едва глядя по сторонам, не выделяя никого из опускающихся перед ним людей.
Следующая за нами свита перекрывает мне обзор и пара исчезает за их спинами. Позднее я осматриваю украдкой и залу храма, и трапезную в поисках двух этих незнакомцев, но так и не нахожу.
* * *
Столь стремительный, пусть и краткосрочный, взлёт на прежде недостижимую высоту приносит Брендетте мало радостей. Она желает быть первой среди равных, желает почётного статуса придворной дамы императрицы, связанных с ним привилегий, всеобщего восхищения и внимания, но ответственность и обязанности старшей в свите её не прельщают совершенно. Целых два дня ей надлежит быть при госпоже едва ли не постоянно, словно простая служанка, появляться со мною повсюду, присматривать за остальными девушками, следить, чтобы в моих покоях всё было в порядке и шло своим чередом, работа исполнялась в срок, а всё, что может мне потребоваться, оказывалось готовым и под рукой ровно тогда, когда нужно, не раньше и не позже. Ей приходится командовать служанками, состоящими при мне и моих покоях, присутствовать на моих аудиенциях, выполнять последние приготовления к венчанию и ограждать меня от просителей, число которых увеличивается день ото дня. Впрочем, бумажную волокиту она охотно перекладывает на Лию, и фрайнэ Шевери два дня разбирает поступающие прошения и письма и передаёт мои послания, когда сама, когда вестнику, смотря по тому, кто получатель и где он находится.
Я почти сразу отказываюсь от идеи диктовать свои письма кому-то из дам, хотя Шеритта уже пыталась на этом настоять, и дело не только в том, что фрайнэ будут лучше меня знать содержание моей корреспонденции. Я привыкла писать сама и не вижу резона отступать от этой привычки без веской на то причины. К тому же оказывается, что почерк Лии ужасен и неразборчив, а Брендетта, наоборот, пишет так красиво, элегантно и выверено, что изящные, изобилующие завитушками строки кажутся неестественными, нарочитыми, будто описания чувств влюблённых героев в рыцарских романах.
Я пишу Грете, что постараюсь посетить нашу обитель в следующем месяце, до отлёта в Шайо, пусть бы визит и этот будет неофициальным. Добавляю, что хотела бы переговорить с Бришойни, но пока не уточняю, о чём именно пойдёт речь. Там, в Беспутном квартале, у меня осталось мало знакомых, способных стать тенью самой императрицы, и не каждый из них может – или пожелает – встать за моей спиной. Личного охранника или даже охранницу предстоит искать среди наёмников, людей и нелюдей, обладающих необходимыми навыками, а Бришойни, сама бывшая наёмницей, знает кое-кого из этой братии.
Замеченные мною на галерее мужчина и женщина, в коих я подозреваю маминых брата и мать, больше не появляются. Сколько я ни присматриваюсь к людям в храме, на трапезах, в дворцовых коридорах и приёмных залах, я не вижу их, ни вблизи, ни издалека, точно оба они то ли духи, то ли мираж, привидевшийся мне случайно. Я не знаю, как относиться к мимолётной этой встрече, к этим двоим, связанным со мною какими-никакими кровными узами. Фрайн и фрайнэ Линси явно не стремились увидеть и узнать меня как должно, не искали ни аудиенции у меня, ни милостей, ничего не просили и ни на чём не настаивали. Подобное поведение удивительно при дворе, где мало кто появляется просто так, где практически все пребывают в поиске чего-то, где каждый готов на многое, только бы урвать свой кусок с господского стола. Мне начинает казаться, что тем утром они всего лишь решили воспользоваться возможностью и глянуть одним глазком на это странное существо, суженую из ниоткуда, наполовину незаконную фрайнэ, приходящуюся им внучкой и племянницей. Они посмотрели на дочь опозорившей себя Альвины и им довольно увиденного, большего им не нужно. Линси не Элиасы, нет у них властолюбия и непомерных амбиций северного рода, нет желания занимать ныне овеянный дурной славой статус родственников супруги императора. Это не хорошо и не плохо, просто Линси по-прежнему не хотят иметь ничего общего с порченой кровью, дочерью беспутницы, как бы высоко та ни вознеслась.
