Самого дракона я не видел. Его образ, должно быть, еще не сформировался либо он слишком мал.
— Не без этого. Какой из меня отец? Сам видишь… ты еще не родился, а я уже не уберег твою мать от тебя!
— От меня? — вспыхнул дракон. — Я — единственный, кто ее защищает! Кто ее безоговорочно любит. Я — ее кровь, ее дыхание, ее душа, ее жизнь!
— Ты — ее смерть. Бриана умерла.
Огонь полыхнул и стих.
— За своей яростью ты не обратил на это внимания? Ты все еще не слился с вечностью только потому, что я удержал душу и наложил стазис на то, что можно назвать лишь останками твоей матери.
Огонь погас стремительно, сменив жар пробирающим до костей холодом. Осознал. А толку? Тело разрушено…
— Дай ему шанс, — прозвучало едва слышно в кромешной тьме. Это был женский голос. Знакомый и незнакомый одновременно. Или мне показалось? Да неважно. Куда важней понять, как вернуть душу в то, что осталось от сосуда…
Я не представлял, получится ли. Вернуть душу — в моей власти, но тело — никто не в силах вернуть. Жить на этом свете ещё пять сотен лет, но уже без нее — как издевательство.
Не позволю!
Лучших лекарей и целителей мира доставили через два часа. Кого силой, кого подкупом. Никто не соглашался на невыполнимую задачу, но я положил к их ногам все, чего они пожелали. По моей вине Бриана пострадала, мне и расплачиваться за это.
— То, о чем вы просите, почти невероятно, — почесав густую бороду, произнес древнейший в мире темный эльф.
— Плевать я хотел!
— Цена будет высокой! — настаивал другой.
— Да мне без разницы.
Наконец, уступив, целители принялись за дело, не догадываясь, какой в итоге подарок сделали мне, взяв мои жизненные силы.
Бриана Дероуз
Со мной происходило что-то странное. Я проснулась, но не могла пошевелиться. Да нет, ситуация, в принципе, не нова, новы ощущения. Я знаю свои руки, ноги, живот, голову и все остальное, что к ним прилагается. Как кровь течет по венам, как бурлит живот и как воздух наполняет лёгкие — миллионы раз проходили на актерском. Каждая клеточка моего тела изведана, изучена, прочувствована. Но сейчас это была я, но не я. Словно меня поместили в другое тело. Лёгкое, красивое, гибкое, с гладкой кожей, но не мое.
И щетины в области лица у меня никогда не было. Настолько никогда, что в голове промелькнули самые ужасные мысли: что, если меня покусал Корас со всеми вытекающими, выползающими и вырастающими? Но когда бы он успел-то?
А что я вообще помню?
Духота. Перед глазами потемнело. Я отправилась в ванну и провалилась в дурман. При беременности чего только не бывает. Мне чудился дракон, сотканный из огня и слышался голос матери. Она просила дать кому-то шанс.
Нет, в случае с Корасом она просила бы дать антигельминтное…
Значит, тут что-то другое
Или кто-то другое!
И это кто-то дышало на меня жаром, кололо меня щетиной, било мне в грудь своим яростным сердцем. Молоток у него в груди что ли?
Даже не понадобилось глаза открывать, чтобы понять, кто подо мной. Нещадно придавлен изящным женским телом великий и ужасный владыка Дзэгрона.
Глава 75
Ящерица недоделанная. Кота на него нет! Отцовский мохнатик переловил всех ящериц в саду, подарю его чешуйчатому. От всего сердца и в благодарность, так сказать, с намеком.
В сознании вспыхнуло еще одно воспоминание: невесомость, залитая огнем. Нет… обжигающий холод, укутанный мраком, а в этом холоде знакомый женский голос. «Я люблю тебя… не вини себя, это мой выбор. Я ни о чем не жалею. Я счастлива».
Мама? Это ведь ее голос. Но, как? Мое воспаленное подсознание? Воображение? Нет. Душа чувствовала, что это взаправду, что это она. Но ведь такое невозможно! Или я умерла? Это бы все объяснило…
Щеки защекотало от слез, утонувших в чужой заботе.
А вот не надо мое лицо трогать! Я почти могу двигаться! Еще чуть-чуть и как укушу!
Нет. Пока не укушу. Даже носом пошевелить не могу, но скоро все получится, даже не сомневаюсь!
— Не пытайся продавить заклинание стазиса, тебе не понравится результат, поверь, — прозвучал над ухом тихий голос.
Еще больше, чем не нравится ощущать себя куском мокрой ваты? Куда уж хуже-то?
Мокрой ватой я лежала еще какое-то время, наслаждаясь всеми прелестями походу к зубному, только в отношении тела в целом. Оно зудело, пульсировало, наливалось кровью. В носу защекотало и, наконец, я от души чихнула, вздрогнув от макушки до пяток, да так, что свалилась с кровати.
И свалилась не одна.
— Люблю, когда ты сверху, — донеслось ехидное замечание откуда-то снизу.
С трудом разлепила глаза, словно ресницы смазаны клеем, и нашла себя уткнутой носом в обнаженную мужскую грудь, по которой я размазалась, как масло по бутерброду.
— А я ненавижу тебя, — пробурчала грозно.
— Поэтому пускаешь слюни на мою грудь?
Да чтоб тебя! Бессовестный! Можно такое больному человеку говорить⁈
— Рад, что тебе лучше.
— А ты решил воспользоваться ситуацией?
Кажется, я и правда пустила слюни на драконью грудь. Неловко-то как! Хоть бы голову поднять! Что ж она такая тяжелая? И откуда слюни вообще, я пить хочу, словно меня как рыбку на солнышке вялили.
Дракон заботливо вытер мой рот краем простыни и потрепал меня по волосам. Агу?
— Я сдался на волю победителя, и не сказать, что не рад этому.
По моим ягодицам прошлись горячие ладони и недвусмысленно сжали меня там, где чувствительность до конца еще не вернулась. То есть совершить демарш коленом я еще не могла, но давление сверху вполне себе ощущала.
— Ты чудовище! Прекрати меня лапать!
Чувствительность стремительно возвращалась, и я нашла себя абсолютно голой. Впрочем, я не одна лежала без одежды, дракон себя тоже узами тесной ткани не обременял, а еще бесстыдно демонстрировал свое желание.
— Я бы тебя ударила, да несподручно! Я немедленно ухожу!
Колени разъехались. Уперевшись в драконью грудь, я поднялась, но выглядело все настолько двусмысленно, что за моей попыткой уползти наблюдали с неприкрытой иронией.
— Не уйду, так уползу! — прошипела, пытаясь перекинуть второе колено через дракона, но куда там. Я руку-то поднять не могла, не то, что ногу, в итоге ерзала на нем, словно хотела не уйти, а раззадорить, чего, собственно, и добилась. Меня в одно мгновенье подмяли под себя и лишили даже иллюзии на свободу, распластав по полу.
— Ты не уйдешь, Бриана. Смирись. Ты носишь в себе дракона. Ты оставила ребенка, зная, что он мой. Зная, что он может быть необычным и будет таковым. Ты сама выбрала свою судьбу. Я хотел уберечь тебя от нее, но ты не послушала. Я знал, как тебе важно сниматься, как ты любишь свободу, что ты не готова к тому, какую ответственность накладывает материнство. Но выбор сделала ты. Теперь на ближайшие пять лет о камере придется забыть. Как и о многом другом.
Цинично-спокойный монолог дракона, в утвердительном тоне описывающий мое ближайшее будущее, подняло уровень кипения до максимума. Что я услышала? Ты плохая мать, ты лишена свободы на пять лет, ты не будешь сниматься.
А нахрен ему не пойти ли⁈
— У меня для тебя кое-что есть. Сейчас.
Я изобразила вид активных поисков под одеялом, ради этого мою правую руку даже отпустили, откуда достала изящно оттопыренный и уже полностью послушный средний палец.
Дракон ухмыльнулся и склонил голову набок, отчего одна прядь упала ему на глаза. Откуда это непреодолимое желание убрать ее. Медленно… и как бы случайно скользнуть пальцами по его коже?
Да ну, бред! Я тут личные границы отстаиваю!
— Я буду сниматься до схваток! И не помню, чтобы спрашивала твое мнение или настаивала на отцовстве.
— Боюсь, так не получится.
— Немедленно. Меня. Отпусти!
И коварная улыбка, обещающая страшные муки. Не дошло? Хорошо.
— Иначе я сожгу тебя!
Не совсем понимаю, как это работает, но понимаю, что могу.
