Акс прищурился.
— Какой же урок ты усвоила?
— На самом деле, в этом мире ты можешь доверять только себе. Главное помнить эту истину, тогда все будет хорошо. Что бы ни случилось.
Договорив, Элиза посмотрела на Акса… и ей казалось, будто перед ней стоит незнакомец.
Это было ближе к реальности, чем чувство родства и близости, созданное благодаря действительно хорошему сексу. Но, да ладно? Дева-Летописеца, прародительница расы, сделала все правильно. Беременность была возможна лишь после секса в жаждущий период, а выносить и вырастить ребенка было невероятно сложно, поэтому мужчинам и женщинам нужно было очень сильно захотеть, чтобы раса выжила.
В ином случае никто не стал бы рисковать. Никогда.
Сексуальное напряжение и выражение сексуального влечения — мощные вещи… и потенциально разрушительные, когда то, что должно было обеспечить процветание расы, обесценивалось двумя людьми, не планировавшими совместное будущее.
Элиза была живым доказательством этого утверждения.
И да, она хотела погрузиться в чувство боли, неприятия и предательства Акса. Она хотела кричать, бросаться вещами. Может, ударить его. Но знала, что помимо наказания, это также тактика убеждения и переговоров: открыв ему свою боль, вместо того чтобы сдержаться, она будет ждать, что он сделает поворот на сто восемьдесят и снова станет тем, кем — как она верила — он был с самого начала.
Как там говорят? Когда человек показывает свое истинное Я, не ставьте это под сомнение[87].
Акс показал свою истинную сущность. И то лишь потому, что по стечению обстоятельств вскрылся его обман.
Сегодня ночью Элиза похоронила Эллисон в своих мыслях. И сейчас она укладывала в тот же гроб эти… отношения… между ней и Аксом.
— Вот, что я имею, — сказала она. — Я пойду. Желаю тебе всего хорошего, и я не стану предавать произошедшее между нами огласке. Ты же поступай, как знаешь. Мне ни к чему твоя защита. Я большая девочка и смогу справиться с последствиями.
Потому что на самом деле ее ситуация с ним — не единственная проблема, которую она обдумывала, ожидая его возвращение.
Она пришла и к другим решениям.
— Прощай, Акс.
Ее тело дрожало, когда она подошла к нему, но не потому, что боялась, что Акс причинит ей боль или скажет что-то ужасное: было трудно перенести его близость… хотя мозгами она была далека от Акса, ее тело по-прежнему хотело его.
Но этому больше не бывать.
— Я думаю, ты нашла свое призвание, — сказал он, отходя в сторону.
— Ты о чем?
Он посмотрел ей в глаза.
— Ты станешь отличным профессором. Ты преуспела в ведении одностороннего разговора, и у тебя есть ответы на все вопросы. Ты влепила мне «неуд», выставила вон из класса и приготовилась принять следующего студента. И ты балдеешь от этого.
— Нет, — ответила она тихо. — Не балдею. Но самое главное наше заблуждение — что мы должны постоянно испытывать счастье.
— Никогда в это не верил. И ты только что подтвердила правильность моей позиции.
Наклонившись, Акс открыл дверь, а потом ушел, не оглядываясь.
Ну и ладно.
Она поступит так же.
Оказавшись на улице, Элиза дематериализовалась домой, и, миновав парадную дверь, направилась прямиком в кабинет своего отца. Постучав по закрытым панелям, она подождала… а потом просто вошла внутрь.
Он по обыкновению сидел за своим столом. Одетый с иголочки. Перебирал бумаги. Изучал инвестиции.
— Добрый вечер, дочь моя. Как поживаешь?
Элиза, минуя предисловие, села перед ним, не дожидаясь приглашения.
— Я переезжаю сразу же, как найду подходящее жилье. У меня осталось немного денег от мамэн, и я также возьму себе дополнительные оплачиваемые часы в университете. Я поживу здесь еще немного, пока не подберу квартиру, но если ты против, то я найду, где остановиться.
Когда отец выронил ручку, и у него отвисла челюсть, Элиза кивнула:
— И да, я приняла решение. Прости, если приношу тебе горе и навлекаю позор на нашу семью… и я бы хотела поддерживать с тобой отношения. Но это решение остается за тобой, и если ты решишь дистанцироваться от меня — временно или навсегда — я пойму, хоть это и разобьет мне сердце.
Она поднялась.
— Я должна жить своей собственной жизнью, на своих условиях… и ни ты, ни кто-то другой не может разрешать или запрещать мне что-либо. Решать мне, мне одной. И… на самом деле, я сыта по горло.
На другой день, в полночь, Мэри стояла в стороне, наблюдая, как Битти заходит вместе с Раном через вестибюль в огромное красочное фойе особняка Братства Черного Кинжала.
Дядя Битти прошел собеседование у Рофа, на котором, в действительности, присутствовали все мужчины этого дома… и говоря о допросе с пристрастием? Бедняга после разговора потерял два фута в росте, и Мэри с Битти пришлось буквально силком заталкивать его в одну из спален в подвале особняка Дариуса.
После заката состоялась поездка на юг, Ран, Рейдж и Ви отправились к работодателю, который, в итоге, не стал требовать двухнедельной отработки. У Рана было настолько мало вещей, что все поместилось в несколько рюкзаков и вещевых сумок, и они дематериализовались с сумками в Колдвелл, перемещаясь через каждые пятьдесят-сто миль.
— Разве оно не прекрасно?! — воскликнула Битти, отпуская руку мужчины и прыгая вокруг. — Не волнуйся, ты привыкнешь! Обещаю!
У Рана, казалось, голова закружилась при виде золотой лепнины, хрусталя и колонн.
— Это… что ж, я работал в большом особняке. Но оно не сравнится с этим.
Битти снова схватила его за руку и потащила к бильярдной.
— Пошли, я покажу бильярдные столы!
Когда они скрылись из виду, Рейдж обнял Мэри и прошептал:
— Его дом был абсолютно чистым, моя Мэри, и пустым. Всего лишь кровать и стол со стулом. Это разобьет твое сердце, но… он действительно старался. Его работодатель сказал мне, что Ран собирался брать сверхурочные, чтобы Битти смогла ходить в школу. Он был готов приложить все силы.
В это мгновение раздался звон из вестибюля, и Мэри посмотрела в видеофон.
— О, это Сэкстон.
Она подошла к двери, пуская в дом юриста Короля.
— Присоединишься к торжеству?
Светловолосый юрист по своему обыкновению был одет с иголочки, в темном костюме с коралловой рубашкой, с платком в кармане и галстуком-шарфом на шее. И, милостивый Боже, какой у него приятный парфюм.
И да, милостивый Боже, как это прекрасно — на душе настолько легко, что она могла обращать внимание на подобные мелочи.
С тех пор, как Ран и Битти выступили с тем Планом, как Мэри называла его, она почувствовала, что в ее жизнь вернулись краски. Это было изумительно. Все вернулось к нормальности, словно не было ни боли, ни страха, пропала неопределённость.
И забавно… Хотя Мэри не знала на собственном опыте, что такое роды, она считала, что в эмоциональном плане пережила нечто подобное: отсутствие контроля, боль, растянувшаяся на часы и дни, ужас, она словно попала в кошмар, которому не было видно ни конца, ни края. Потом их разлучили сквозь муки… чтобы, в итоге, ей в руки вручили ее дочь, живую и невредимую. Мир вернулся в свою колею, ее жизнь стала полноценной, потому что переходный период благополучно завершился.
Это было чудо… и боль, вместо того, чтобы сломать ее и Битти, сделала их только сильнее.
— На самом деле, я принес документы, которые просил подготовить Ран, — ответил Сэкстон.
Когда адвокат достал кипу бумаг в папке, Мэри осознавала, что они с Рейджом застыли на месте.
— Ран просто должен подписать их, — спокойно пояснил Сэкстон.
— Подписать что? — спросил мужчина, вернувшись в фойе вместе с Битти. — А, да. Спасибо.
Когда он заговорил, Сэкстон обернулся… и дважды скользнул по мужчине взглядом.
— Вы еще не знакомы, — сказала Мэри. — Сэкстон, это дядя Битти, Ран. Ран, это Сэкстон, хранитель всех документов, стратег и просто замечательный человек.
Сэкстон смотрел на мужчину, а Ран поклонился.
— Господин.
Повисла пауза. А потом Сэкстон протянул ему руку.
— Прошу, просто Сэкстон.
Ран озадаченно уставился на протянутую ладонь.
— Мои… мои руки слишком грубы.
— Ничего страшного, — пробормотал Сэкстон, опуская руку. — Ознакомишься перед подписанием?
Мэри нарушила воцарившееся молчание:
— Ты уверен, что хочешь…
— Да, — ответил Ран. — Нужна ясность на случай, если придется принимать решения, касающиеся ее жизни в целом или относительно ее здоровья, если она окажется неспособна изъявить свою волю.
По неясной причине Мэри снова разревелась. И потом вспомнила, что он не умел читать.
— Но ты должен знать, что там написано.
— Там написано, что вы ее родители, верно?
— Да, это так, — прошептала она.
