И старший блюститель, оставив за спиной что худощавых, что коренастых, гордо встал напротив незнакомки. Эмастим не стал кичиться статусом или происхождением — все присутствующие и так знали, что за человек перед ними.
— Это что, грастиям ставит условие один-единственный человек? Не смущает разница сил?
— Если бы у меня были сомнения по этому поводу, я бы здесь не стояла. Я не ставлю условие, а прошу выслушать.
Купол кивнул, будто разрешая начать говорить.
— Весь внимание.
— Я прекрасно понимаю, что вы поддерживаете строй и идеи покровителей, Эмастим. У меня нет цели переубедить вас, но люди на площади имеют право услышать не ту картину, что им рисуют. А мы имеем право о ней рассказать. Дайте им возможность понять, что есть альтернатива.
— Альтернатива в чём?
— В том, кто они есть на самом деле.
— Совсем не вам решать, кем им следует быть. — Блюститель отвечал нарочито враждебно.
— Верно, не нам. Им самим. Каждый человек после услышанного может вынести своё. Презрение к нам или понимание собственной ценности — это не важно. Если люди решат, что услышанное — это вздор и полная чушь, то так и быть. Но пусть это будет их вывод. Пусть решают они сами, а не вы. Мы здесь не для убийств, погромов и разрушений. На площади сейчас ни…
— Ты в своём уме?! — рявкнул тот. — Покровители — единственные, кто сможет удержать и объединить Мейярф. И заменить их невозможно, просто невозможно! А твои люди прервали их торжественную речь! Сперва угрожаете Мейярфу, творите диверсии, приносите раздор и беспорядок, а после просите снисхождения? У меня, того, кто стержень всего порядка в этом городе? Да ты не в себе!
Тот шагнул вперёд, но металл перед ним быстро принял форму острой и шипастой волны. Мужчина сжал зубы от злости и окинул девушку перед собой взглядом, полным отвращения. Моника продолжала общаться так, будто не замечала этой враждебности между ними.
— Вы в самом деле верите в то, что сейчас говорите, господин Купол? Что прервать торжественную речь — это преступление, а разговор с населением — раздор и беспорядок? Вы в это верите?
— Здесь есть люди, действиям и словам которых вам не стоит перечить, — заключил мужчина. — Есть система, и не таким, как вы, её менять. Покровители, они ведь дали нам всё! Дали нам законы, которые вы хотите отнять, прикрываясь благом! Никогда этому не бывать. Никогда.
Пока слова Эмастима покрывались всё более широкой коркой строгости и осуждения, что Моника, что несколько десятков караульных напротив, просто ждали. Блюститель говорил шаблонами, от которых уже тошно было, потому она слушала лишь краем уха. Понимала, что даже сядь и объясни всё как есть, расскажи об их цели от и до, дай альтернативу и попроси хотя бы задуматься об изменениях — такие люди не поймут.
— Это преступление против города! — проревел Эмастим Купол, уже вовсе не такой спокойный, как в начале разговора. — Это убийство наших ценностей!
Каждый вздох делал его злее. Купол не давал выразить мысль и всё кричал, что дурить себя никому не даст. Он искренне надеялся, что виновная почувствует тот укол вины, что всё не появлялся и не появлялся. Но собеседница не смотрела на него как на главного представителя закона этого города. И почему-то позволяла себе смотреть не как житель на главу центрального грастийства, а как простой человек на простого человека. Точно поведение интриганки и заговорщицы.
Когда Эмастим в порыве взялся за рукоять оружия, Моника тут же применила аромат. Между ними возникла высокая металлическая стена, полностью закрывающая вход для каждого извне. Вступать в бой она не планировала в любом случае, но безмерно раздражало, что её даже не пытались услышать. Слепая злоба в глазах и нежелание даже думать о компромиссе, больше ничего.
Моника чувствовала, как грастии стреляли в металл, как тщетно пытались разрубить или проломить его. С ним мог совладать только носитель, потому за свою часть задания девушка была совершенно спокойна. Лишь надеялась, что у остальных не возникло проблем.
* * *
Мортимер, перекрывший западную улицу, не утруждался кого-то убеждать. С ним тоже не сказать, что пытались выйти на диалог, поэтому это было взаимное желание не размениваться на мелочах.
Было важно проявить себя достойно. Чёрная одежда — убийственный выбор для такого жаркого города, но всегда очень гармонично смотрится с его тростью и цветом волос. Ему была важна эта не всегда уместная “безупречность” в вещах и ситуациях. Чтобы удар в солнечное сплетение унёс сознание именно с первого раза, чтобы кости если и ломались, то ровно пополам, чтобы ногти были одинаковой длины, а обувь и одежда сидели как влитые. По тем же причинам было важно выглядеть в столице с иголочки, даже когда вокруг океан грязи.
Мортимер убрал волосы с лица и второй рукой покрепче сжал набалдашник трости. После большим пальцем провёл по кольцам, чтобы убедиться, что те на месте. Грядущий момент должен был стать противостоянием. Именно этим словом. Нужно было показать себя так, чтобы ни он, ни присутствующие не сказали, что это была “заварушка”, “потасовка”, “драка”, или чего хуже, “побоище”. Именно “противостояние”. Мортимер обожал это слово всей душой. Его и то, что оно в себе несёт.
Когда грастии ринулись на него, всё в округе залила грязь. Появившиеся чёрные густые лужи начали разрастаться на глазах и жёлтый цвет временно уступил чёрному. Болотом покрылись и стены зданий, и песок с брусчаткой. Один сплошной организм, оказавшийся полноценным и живым. Смоляные руки тянулись из луж и хватали грастий за оружия и конечности, растекаясь по телу и сковывая движения. Словно подчиняясь движениям трости, лёгкие колебания перерастали в настоящие волны и набрасывались на дозорных. Пачкая их с ног до головы, грязь мешала нормально открыть глаза, дарила ощущение липкости, вязкости, тяжести, и вдобавок вызывала тошноту своим запахом.
Мортимер не жалел грязи. Не жалел жителей и торговцев, которым случайно досталось. Чёрные стены, смоляной песок и вонь — вот стихия, окутавшая западную улицу. Важно было совсем другое.
Управлять ей, но не стать её частью. Запачкать всё что только можно, кроме себя. Потому каждый раз как парень шагал, под его ногами появлялся островок чистоты, на котором мог стоять лишь он один. Ни одна волна, ни одна капля не должны были коснуться его, потому Морти то и дело осматривал свой флайо, свои руки и обувь. Простая причуда или настоящая мания — она воодушевляла драться на всю силу. Чувство, что заставляло человека двигаться ещё быстрее, а грязи давала выпустить заложенный в ней хаос. И сейчас одежда Мортимера была в безупречном состоянии.
Глава 15. Внутри и снаружи
В этой главе появится птичий бог.
Звуки шагов барабанили по нервам. В Мысе Хохотунов каждый новый поворот походил на предыдущий — целая куча похожих коридоров и деталей интерьера. Солнечный свет слабо проходил через небольшие матовые стёкла, потому основным источником освещения были настенные светильники. Каменная мозаика под ногами была одинаковой, трещины на дверях и стенах походили друг на друга и даже плющ на стене словно извивался по одной и той же траектории, куда ни сверни.
Они прошли мимо десятка дверей, но ни одну их них не открыли. Напротив, у некоторых Венди останавливалась и кивала, чтобы за работу принялась Мия. Устройством, что она несла, научили пользоваться ещё в замке, ничего сложного в нём не было. Сейчас руки уже хорошо подбирали нужный угол, чтобы жидкость попала на замок, язычок и щеколду. В конце концов дверь заклинивало, и выйти из помещения становилось куда труднее.
Грастий в Мысе осталось меньше обычного из-за событий на площади. Кого-то получалось запереть внутри, с некоторыми приходилось сталкиваться лицом к лицу. Шёл их отряд быстро и до сих пор умудрялся не поднять шумихи. Все пятеро держались друг за другом на расстоянии вытянутой руки, блуждая, казалось, по одинаковым коридорам.
