тайна? Появились отношения? Непонятно… Она не могла перестать думать об этом.
«Он ответил удивительно в тему, он тонко почувствовал стихотворение… Но он совсем чужой человек! Не слишком радушно настроенный, непонятный мне. Опасный своей властью. Я ничего о нем не знаю…».
Кроме письма мужа был и еще один напрягающий герцогиню фактор. Утром пришло письмо от мадам Трюффе. Она сообщала, что получила некоторую сумму мелких недоимок и собирается привезти их герцогине лично:
«... и мне придется посетить Парижель по делам наследства. Заодно я привезу вам не только деньги, но и отчеты вашего управляющего, а также небольшой груз, переданный для вас мадам Леруан.
Охрана мне не понадобиться. Я поеду в сопровождении племянника моего покойного мужа. Он как раз надумал перебираться в столицу вместа с женой.
Так что надеюсь увидеть вашу светлость и засвидетельствовать вам свое почтение не позднее конца этого месяца.».
Видеть эту даму Анна не хотела, но уволить ее без позволения мужа не могла: «Придется принять, деваться некуда. Неизвестно, как он отнесется к моим жалобам на мадам Трюффе. И стоит ли вообще жаловаться. Ведь получится, что я обвиняю графиню Аржентальскую в весьма неблаговидных делах, не имея при этом доказательств. Пожалуй, стоит промолчать. Несколько дней я буду в состоянии потерпеть мадам под крышей моего дома.».
Над очередным письмом мужу Анна думала долго, но все же уже традиционно вложила в сверток второй лист.
Запечатала сверток, прилила коричневым воском и оттиснула простой печаткой. Гербовую муж так и не удосужился ей подарить.
***
Второй месяц весны катился к концу, а герцог Ангуленский так торопился в Парижель, что даже небольшая задержка всего в три-четыре дня из-за ливневых дождей вызывала у него сильное раздражение.
Он застрял в небольшом старом донжоне и хотя хозяева изо всех сил старались повеселить гостя, предлагая ему лучшие, с их точки зрения, развлечения, им казалось, что у того болит зуб.
Герцог был хмур и отказывался, как только мог вежливо, от всех предложений, целые дни просиживая в отведенной комнате у окна. Ливень стоял мутной стеной, но даже сквозь него было видно, что горная речушка, в обычном состоянии глубиной едва по колено, сейчас бурлит и с ревом тащит с берегов камни, вырванные с корнем деревья, кусты и даже труп коровы.
Бросив тупо глазеть на разбушевавшийся ручей, он достал письма жены и сел перечитывать.
«Удивительный дар… И все же, кто бы мог быть автором? Уж я-то, кажется, знаю всех франкийцев, способных сложить две строки. Возможно, новичок из провинции приехал покорять Парижель? Впрочем, Бог с ним: приеду и узнаю. Поэты, как правило, все нищие, так что он не откажется от поддержки.
Пожалуй, тут интереснее другое. То, что эта эспанка так удивительно чувствует мысли и настроения в этих строках. Возможно, она получила приличное образование?»
Он еще раз пробежался глазами по последнему письму.
Откуда эта тяга быть в пути Без остановок, лености и сна? Мы сами, словно тропы во плоти, И цель отдельно взятой не ясна. Быть может ветер, властелин дорог, Изведанных и неоткрытых трасс, Невидимый крылатый полубог, Любя за стойкость направляет нас: На свет и новь, под парус и на бой, Чтобы никто бесследно не исчез, И смог однажды стать самим собой, Творцом своих ступеней до небес.
«Иначе как желанием поддержать меня, это объяснить сложно. Возможно, мне стоит с ней увидеться? О, разумеется, я буду очень осторожен! Попрошу Луи-Филиппа сопровождать меня… И возьму с собой духовника. Или же попрошу отца пригласить ее во дворец. Так будет еще безопаснее.».
Он еще несколько минут сидел, размышляя о стихах, а потом машинально дотронулся до шрама и снова помрачнел: «Пожалуй, мне можно и не волноваться… Еще вопрос, захочет ли она видеть такого… такого…».
Затихшие было воспоминания о собственном уродстве не добавили хорошего настроения. Зато мысли о встрече с женой трусливо спрятались где-то в глубине сознания.
«Нет уж… Письма отправлять друг другу гораздо удобнее. Хотя…».
Он даже сам себе боялся признаться, что хочет простой человеческой беседы.
Не о политике и дворцовых делах, как с отцом и братом.
Не о деньгах и светских новостях, как с матерью.
Не о «любви» и страсти, как с другими дамами.
«Интересно, какая она в жизни? Конечно, хорошо, что ей нравятся стихи и у нее есть вкус к ним, но… она может быть очень разной. Надо бы написать этой, как ее там… мадам Трюффе и спросить, что эспанка представляет из себя. Отличная мысль! Как приеду в Парижель, сразу же отправлю гонца. В конце концов, они там живут вместе уже больше полугода. Экономка должна знать о ней многое. Да! Отличная мысль, а письмо можно написать и прямо сейчас. Все равно отсюда не выбраться еще пару дней точно. А отправлю уже из дома.».
Он вышел из комнаты и поймал проходившего мимо слугу:
-- Любезный, принеси мне перо и чернила.
-- Так это… ваша светлость, – неуклюже поклонился здоровяк, – это надобно баронессу спрашивать. Только у нее и есть такое.
-- Значит, сходи и спроси.
Распаковывать свои вещи Максимилиан не желал: как только путь станет безопасным, он покинет эти надоевшие ему края. Он надеялся, что попадет в Парижель к концу месяца.
***
Мадам Трюффе прибыла поздно вечером. Бертина, командовавшая горничными, устроила и ее, и остальных гостей в левом крыле дома, там, где были комнаты учителей и мадам Селин.
Охрану временно разместили в полупустой казарме. Телеги с багажом загнали под навес, и дом затих.
Утром, за завтраком, Анне был представлен молодой очаровательный племянник покойного мужа госпожи Трюффе:
-- Огюстен де ля Шапут, ваша светлость!
Высок ростом, широкоплеч и широкогруд. «Пожалуй, даже симпатичен», -- подумала герцогиня.
Только вот пижонские, завитые в колечки усики под крупным римским носом вызвали улыбку Анны.
«Чем-то он похож на носатого павлина.». Голубые глаза с поволокой с восхищением смотрели на герцогиню. Лазоревый с золотом костюм необыкновенно шел ему. Месье Огюстен поклонился, небрежно откинул прядь темных волос и сказал:
-- Восхищен вашей красотой, ваша светлость!
-- Присаживайтесь к столу, месье. Пора завтракать. Я только хотела бы узнать, почему ваша жена не вышла к столу?
-- О, ваша светлость, к огромному моему сожалению, Луиза не отличается крепким
