счастлив. Я очень-очень счастлив.
Он прижал ее к сердцу, надеясь, что она останется там навеки.
Может, их жизни снова усложнятся. Несколько месяцев порознь помогли им стать ближе, когда она вернулась. Они не разобрались с ревностью, с ее сомнениями о его любви. Это могло повториться. Он знал, что мог ошибиться, и это снова вызовет тяжелый разговор.
Но пока что он был счастлив обнимать ее. Обнимать их, понял он с ясностью. Его жену. Его ребенка. Все было в одном создании, и его сердце пело, пока он смотрел на нее.
— Олимп, спаси меня, — выдохнул он в ее сердце, поцеловал место, которого коснулись его слова. — Я буду поклоняться тебе до дня, когда тебя заберут из моих рук в смерть. И даже тогда, моя жена, моя королева, я последую за тобой туда, где оказываются боги.
ГЛАВА 40
Чем больше она была в Царстве мертвых, тем больше ощущала молитвы смертных. Персефона сидела у замка на скамье в саду, опустив ладонь на выросший живот, прикрыв глаза. Она отклонила голову и слушала надежды и мечты смертных.
— Королева Персефона, прошу, даруй мне ребенка, — звал один голос. — Я знаю, это не в твоих силах, но, боюсь, мне даруют только душу ребенка, который не выживет. Если бы ты могла дать мне ребенка из Царства мертвых, я дала бы ему жизнь, какую он заслуживает.
Если бы такое было возможно. Она собрала бы всех детей в Подземном мире и послала их к смертным матерям, которые не могли забеременеть. Но такое не было возможным, как бы она ни старалась.
Персефона потерла ладонью живот.
— Скоро, — прошептала она. — Скоро ты будешь в моих руках, малыш.
Она не могла дождаться встречи с ребенком. Она и Аид всю ночь болтали о том, как мог выглядеть их ребенок. Он хотел, чтобы это была маленькая Персефона. С ее шоколадными кудрями, ее глазами и улыбкой, которая могла зажечь солнце.
Но Персефона предпочла бы мальчика, похожего на Аида. Она хотела сына с темными волосами, темными глазами и серьезным лицом, даже во время игры.
Она много времени проводила, мечтая о том, как будет выглядеть ребенок. Много времени.
Еще несколько месяцев, и она вернется в мир смертных, хотя она успеет родить ребенка и подготовить его к тому, чтобы она ушла. Аид собирался воевать, чтобы никто не забрал его жену и ребенка. Но она знала, что они не могли влиять на это.
Ей придется уйти с их ребенком. Но, к счастью, у них было все время мира, чтобы быть вместе.
Мысли не успокаивали. Прижав кулак к животу, она с тревогой сделала отрыжку и решила отыскать Аида.
Он мог потереть ее спину, успокоить ее и напомнить, что все будет хорошо. Как бы тяжело ни было, все станет проще, ведь они будут в этом вдвоем.
Она встала и пошла к его покоям. Она еще не ковыляла, хотя живот уже был большим. Дом ее ребенка вел ее к комнате Аида.
В конце коридора Геката и Танатос ждали у двери. Хмурясь, Персефона остановилась за ними, но они не посмотрели на нее. Они просто смотрели на дверь, словно она могла загореться.
— Я могу помочь? — спросила она.
Геката обернулась с ужасом в глазах. Персефона задумалась, умер ли кто-нибудь. Танатос побелел, как снег, хоть уже был бледным. Он неловко раскрыл крылья, мешая ей войти.
— Ничего не происходит, — пролепетал он. — Все под контролем.
Он вызывал подозрения.
Тревога вспыхнула в ее желудке и поднялась ко рту.
— Что происходит?
— Ничего! — Геката прыгнула перед Персефоной, словно могла помешать ей даже смотреть на дверь. — Ничего, моя королева. Все под контролем, и я предлагаю тебе пока что уйти в свои покои. Мы с Танатосом справимся.
— Справитесь? — Персефона посмотрела ей в глаза, сверля взглядом. — Я не знаю, что вы затеяли, но мне можно войти в покои мужа, когда я желаю.
— Конечно, — Геката взглянула на Танатоса, а потом посмотрела на Персефону. — Но, может, не сейчас?
Вот и все. Персефона не могла сидеть и ждать, пока эти дураки поймут, что за историю они хотят ей рассказать. Она напряглась так, что почти ощущала металл во рту, и он не пропадет, пока она не поймет, что происходило за той дверью.
Она послала лозы с потолка. Они обвили руки Танатоса, придавили его к стене, заставив замереть на месте.
— Моя королева! — закричал он, листья заткнули его рот и помешали говорить дальше.
Геката попятилась от Персефоны, поднимая руки.
— Не связывай меня зеленью. Не нужно.
— Ты помешаешь мне войти в покои моего мужа? — спросила Персефона.
— Нет, но лучше не делать этого сейчас.
— Почему нет? — ее глаза пылали от гнева. Ее сердце гремело в груди, как барабан, бьющий по ребрам.
Геката вздохнула, ее плечи опустились в поражении.
— Смотри сама. Но не говори, что я не предупреждала.
Слова звучали зловеще, и Персефоне казалось, что то, что она увидит за дверями, будет ее виной. Если ей не понравится увиденное, она не сможет выместить гнев на Гекате или Танатосе.
Персефона отпустила магию, и Танатос упал на пол. Его крылья ударились первыми, тяжелый стук разнесся эхом в ее голове.
— Ладно, — ответила она. — Это будет моей виной.
В глазах Гекаты было искреннее сожаление.
— Я пыталась.
Они быстро зашагали прочь, а потом побежали. Убегали от Персефоны. Или от того, что было за дверью.
Ей стало еще больше не по себе. Она сглотнула, вытерла ладони об черный пеплос. Ничто не могло навредить ей. Она была королевой Подземного мира, ничто не посмеет выступить против владычицы.
Персефона опустила ладони на двери и толкнула.
Комната
