ей косы и повязывать на них узорные, расшитые бисером накосники — надо же, и их прихватила. Даёт о себе знать служба давняя в тереме Остёрском, подле княгини — всё предусматривает заранее. Вместе они встали и вернулись в становище затихшее, погружённое будто бы в неведомую скорбь. Братья Светоярычи и сидели друг у друга на виду, да не смотрели один на другого, будто нарочно отворачиваясь. Копошились отроки, сворачивая шатры и тихо о чём-то разговаривая.
Елица окинула взглядом поляну, посмотрела на лошадей, в тени леса стреноженных.
— А Радим где? — спросила неведомо у кого, зная уже ответ.
Чаян тряхнул головой, откидывая со лба волосы. Переглянулся с братом — и тот лишь хмыкнул тихо:
— Уехал.
Сколько ещё дней ехали до Полянки, Елица то и дело ловила себя на том, что пытается отыскать взглядом Радима. И дело было вовсе не в том, что его ей стало вдруг не хватать. Совсем другое заставляло убеждаться раз за разом, что его нет рядом: ощущение того, что сейчас всё снова встало на свои места. Пусть клубок не распутался совсем, но нить, что вплелась в него так нежданно и едва не довела до многих бед, как будто оборвалась. Или истончилась настолько, что перестала давить.
Зато груз едва не совершённой в пылу неожиданного порыва ошибки тенью лёг на сердце. Чаян вида не показывал, не пытался поговорить о том, что случилось — но и ему приходилось тяжко. Чаще он стал прятать взгляд от Елицы, чаще — держаться в стороне. И впору радоваться, а страх брал, что это затишье только на время. И случись от него новое поползновение, когда невмоготу ему станет — и Елица не сможет остановить его. И это было странное и пугающее понимание.
— Макуша, видно, нарочно медлит, — громко вздохнул Чаян, выдёргивая Елицу из тягучих и липких, словно патока, размышлений. — К вечеру уже будем в Полянке, а его людей всё нет. Думал, он поторопится.
Она оторвала взор от спины Ледена: его глаза последнее время приходилось видеть очень редко — и повернулась к старшему Светоярычу.
— Разве нарочно? Видно, не может бросить всё в угоду нашим прихотям.
Леден громко хмыкнул. Разговаривать что с братом, что с Елицей он тоже стал гораздо меньше. Иногда она пыталась понять, какие мысли сейчас наполняют его голову — и не могла. Ничего удивительного. Его можно было узнавать бесконечно и никогда не узнать до конца. Но ощущение его рядом не исчезало. Хоть и казалось, что разделяет их сейчас гораздо большее, чем соединяет.
— Да этот мужик решил просто изрядно отыграться. Помаять в ожидании, — Чаян махнул рукой. — Всегда был сварливым, что старая дева в годах.
— Ничего. Он хоть и упрямится, а всё равно сделает так, как нужно, — Леден обернулся на брата, тая в глазах лёгкую насмешку. — Не дурак ведь совсем. Понимает, что к чему.
Видно, не раз он ещё уколет Чаяна напоминанием о том, как тот попал в западню, соблазнив дочку Макуши так неосторожно и решив, что и на сей раз всё ему сойдёт с рук. Да только покоя не давала мысль, что сам Леден будет с Вышемилой делать после — как всё закончится.
Елица тряхнула головой легонько, отбрасывая мысли ненужные. Он — взрослый муж. Уж как-то да разберётся — не ей ему указывать, не ей за него беспокоиться. А коли и женится — то что ж?
Боянка взглянула на неё вопросительно, словно почувствовала что, да Елица только рукой махнула: хорошо всё — и челядинка успокоилась.
Княжичи торопились добраться до Полянки непременно к вечеру, чтобы не останавливаться больше на ночлег незнамо где. Чаян будто чуял некую опасность, что преследовала их, но не мог толком никому объяснить своих смутных ощущений. Может, так сказались на нём чары Димины — что за любым кустом теперь подвох чудился. А может, и правда неким внутренним чутьём видел он то, что ожидает их — а потому не хотел оставаться вдали от людского жилья да без какой-никакой подмоги.
И торопливость общая, с которой едва приостанавливались они на отдых среди дня, а после вновь трогались в путь, всё же привела их в Полянку вовремя.
Весь эта не была погостом. Раскинулась она совсем на окраине Остёрского княжества. И говорили, Борила пытался не раз отвоевать её, да Светояру удавалось владения свои удерживать нерушимыми. Только потом Елица узнала, что было такого в этой неприметной веси — такой же, как и многие другие вокруг неё. Здесь родилась в своё время Милислава — женщина, которая вольно или невольно рассорила кровных братьев. А после была погребена на здешнем жальнике. Только Светояр о том не знал — но неосознанно цеплялся за этот кусок земли, покрытый то непроходимыми сосновыми лесами, то лядинами вспаханными, да почти бесплодными, как и все, что были в Остёрском княжестве.
Жили здесь раньше родичи Милиславы. И рассказывал Отрад, что очень мать её удивилась, как привёз Борила жену свою подле Полянки хоронить. Дочь она и увидеть уже не надеялась с тех пор, как та пропала. А увидела всё же, казалось бы, да уже мёртвой. И вскоре сама она вслед за дитём последовала. Теперь в веси не осталось никого, с кем можно было поговорить о матушке.
Елица бывала здесь, конечно, но тайно, чтобы Светояр не прознал, что дочь Борилы в чужие, враждебные земли наведывается. Да и то, что Милислава здесь покоится. Иначе неведомо, что было бы. Да и съездить пришлось всего несколько раз. На последнюю Навью седмицу Елица была в Полянке уж, посчитай, две зимы назад. И теперь опасалась перепутать тропинки нужные, что привели бы её к усыпальнице матери.
Хоть и не ждал гостей важных здешний староста Берибор, а всё равно постарался на славу, чтобы их устроить удобно, вниманием не обделить. Благо изба у него оказалась большой, да и у сына его, что по соседству тут же жил. Женщин оставили у Берибора, а мужей отправили к нему.
Сам староста знал, что скрыл здесь в своё время князь соседних владений Борила, и лишь из уважения и знакомства близкого с матерью Милиславы не стал ни о чём доносить Светояру. Да только, пусть князь умер, по-прежнему не рад он был, что кто-то о том ещё вспоминает. А тут и вовсе сами княжичи наведались.
— Думал, коль и приедешь
