способ, чтобы убить талант. Требует с ним войны, пребывая в своей тупой уверенности о собственной значимости и правоте, тогда как все прочие неправы.
Вот что видел Ранзор и вздрогнул, ужаснулся от увиденного. Но ведь такого не может быть с каждым? И верно, бывала в их речах учтивость, никто никого не перебивал, но всё это делалось с притворством, издёвкой и выжиданием, чтобы уколоть друг друга побольнее, словом, делом или взглядом.
И внешне все эти люди казались статными, красивыми и приятными, от них веяло шармом, харизмой и обаянием. С правильно поставленной дикцией и выразительными речами, милыми, очаровывающими улыбками, но вся эта совокупность достоинств ничего не значила. Красота была мёртвой, головы пусты, а признания лживы и неискренни. Несмотря на всё их обаяние и здоровье, чего же им не хватало? Откуда бралась эта внутренняя гнильца? Ранзор проходил между ними и не понимал этого. На языке вертелся единственный вопрос — что с вами не так?!
— Приветствую вас, друзья! — Окликнул толпу Ранзор и раскинул руки.
Улыбчивая масса переключила на него внимание.
— Я лишь хотел удостовериться, что вы по достоинству оценили мой вклад в развитие качества вашей жизни.
Ранзор вытянул руку, и в ней материализовалось яблоко. Ранзор надкусил его и выбросил, и оно тут же распалось на нити по воздуху, который на секунду потемнел и затем снова стал прежним.
Толпа зааплодировала.
— И это прекрасно, изумительно, потрясающе! — Выкрикивали они. — Мы благодарны тебе, правда, но зачем ты нам нужен теперь? Что ты можешь предложить ещё?
— Что я могу предложить? — Ранзор усмехнулся. — Я есть начало и конец! Только мне решать в каком направлении двигаться! Это право создателя распоряжаться его детищем.
— И мы говорим тебе спасибо от всей души. Но зачем быть до такой степени эгоистом, что единолично распоряжаться своим творением? Почему бы не отдать его миру? И зачем развивать то, что и так прекрасно функционирует? Что, язык проглотил, Ранзи? Не терпится поспорить? Но нас больше, а значит, мы правы!
Ранзора затрясло. Сколько слов вертелось на языке, но впервые он признал их бесполезность — ведь не станешь же спорить с собственным отражением, а тем более с целой толпой.
— Почему ты так смотришь на нас, — говоривший поднял руки, пальцами изобразив кавычки, — Государь? Ты пожинаешь то, что посеял!
С этими словами толпа рассредоточилась вокруг, и в их руках стали появляться кастеты, дубинки и ножи, и это стадо бросилось на Ранзора.
Ранзор обернулся и успел поймать шипастую руку прямо перед своим лицом и тут же задушил нападавшего. Но уже в следующий миг спину, грудь и ноги с руками изрезали и искололи чем только можно, всеми орудиями, который способен вообразить в уничтожении себе подобных пытливый человеческий ум. Ранзор вскрикнул, выгнулся, упал на спину. И ещё несколько сотен раз всё колющее и режущее, все ножи и заточки исполосовали его бессмертное тело, в грудь и живот, выпуская кишки. А кастеты и булавы проломили каждую кость. И словно под крылом некой добродетельной силы, каждая рана исцелялась, давая шанс всем ножам, кастетам и булавам вновь разделать эту глинистую плоть.
Но Ранзор собрал всю свою волю в кулак и выполз из-под того града, что обрушился на него, и стал ползти вперёд, лишь бы подальше. Никто из толпы не преследовал его. Все орудия в руках сменились плётками из чёрных молний, и вот они-то и стали стегать Ранзора по спине и ногам, тысячи и тысячи плёток, что рвали и истязали плоть. Люди выстроились в два ряда, между которыми ползал Ранзор, и каждый, чьи руки держали плеть, не побрезговал обрушить собственную череду молний. В воздухе витали запахи обожжённой плоти, крови и дух солидарности. А ряды всё не кончались.
Но вдруг вспышка ярко-голубого света ослепила и залила всю площадь. Ударов не последовало. Ранзор поднял голову и увидел перед собой незнакомца объятого молнией.
— Доволен ли ты? — Спросил незнакомец и помог подняться.
Ранзор обернулся к своим преследователям. Они застыли, сдерживаемые вспышкой голубого света, что сковала их тела.
— У них есть всё, чтобы стать лучше, осталось лишь привить им адекватность. — Ответил Ранзор дрожащим голосом.
— Разве её можно привить насильно? Пытаясь кого-то чему-то научить, ты лишь превращаешь их в себя. Позволь же им выбирать самим.
— Кто ты?!
— А разве ты меня не узнаёшь? — Человек, скрытый молнией, усмехнулся ребристым голосом.
— Ты отмалчивался все эти века, я считал тебя мёртвым. Зачем же ты явился сейчас?! — Спросил Ранзор.
И человек, скрытый молнией, усмехнулся ребристым голосом.
— Нужно кое-кого забрать… — Он подошёл к толпе и вытащил неизвестного парня. — Ещё одного, сын атлантов…
— Так это ты крадёшь избранных?! — Ранзора затрясло, но на сей раз от гнева. — Ну уж нет, этого я тебе не отдам!
Закричал он и бросился на своего спасителя, но тот лишь улыбнулся и вновь вспыхнул молнией, а когда свет угас, ни его, ни избранного уже не было. Толпа снова зашевелилась.
— Довольно! — Вдруг гаркнул Ранзор во весь дух и от одного слова вся округа оцепенела. — Жаль, что не вышло по-хорошему, но я хотя бы узнал, на что вы способны.
Ранзор поднял руки и сжал кулаки. Земля задрожала, растрескалась, и из неё выстрелили потоки смолисто-рыжей эфировой магмы, и всё стало уродливым и теперь напоминало ад. Глаза людей почернели, а лица и тела украсились жуткими чёрно-оранжевыми венами. И весь местный рельеф окрасился в оранжевые и тёмные тона.
* * *
Ранзор снова шагал через яблоневую рощу, прошёл через лес и вернулся в притвор, где Азалия всё так же сидела в кресле, но теперь улыбалась и задорно глядела в оба глаза.
— Ты был прав, ядро спасло меня, ты спас меня! — Азалия вскочила и бросилась обнимать Ранзора.
— Я рад, что тебе это помогло. — Сказал он и крепко обнял её, затем выпустил из объятий и стал удаляться из притвора.
— Куда ты? — Крикнула Азалия.
— Идём, покажу. — Проворковал он, обернувшись.
И Азалия шагнула следом.
Они прошли лесом и остановились на полянке, расположенной в тени гигантских кипарисов, что выстроились кругом.
— Здесь красиво, не правда ли? — Спросил Ранзор, разглядывая деревья, напоминающие восставшие тени.
Азалия было открыла рот, чтобы ответить, но Ранзор прижал указательный палец к своим губам, призывая к молчанию.
— Знаешь, всё это место состоит из чистой тени, из первородной тьмы этого мира, которой мы все подпитываемся. Но что нам действительно о ней известно? Об её безграничном потенциале? Ничего! Мы вынуждены удовлетворяться крохами, которые подбрасывает жизненный опыт. Но вот, что я
