избавиться от мути в глазах.
— Уж как умею, — проворчал Леден и повёл её на берег.
Встал в стороне, встряхивая руки: с него текло, будто из ведра окатили. Бежали мокрые дорожки с волос по вискам, пропадая в бороде, слиплись от влаги ресницы, тёмной каймой оттеняя необычайно сияющие в Навьем мире глаза его. Будто лишь в этом извечном полумраке становилось понятно, какой свет они несут на самом деле. Влажная рубаха облепляла его плечи и грудь: просвечивали сквозь ткань тонкую даже тёмные волоски на ней.
Елица, отжав косы от воды, спохватилась и взгляд опустила: её одежа, став от воды почти совсем прозрачной, тоже ничего от взора княжича не скрывала. А он смотрел на неё открыто, ощупывал будто — и дыхание его частое не унималось никак. Елица отвернулась и встряхнула рубаху на груди, пытаясь хоть немного просушить. Да не время сейчас такими глупостями неважными маяться. Толку вышло немного — и пришлось хотя бы косы вперёд перекинуть: какое-то да прикрытие. А там высохнет.
— Провести-то я нас провёл… — заговорил вновь Леден, как немного они оправились после такого неожиданно мокрого перехода. — А дальше что?
— Дальше курган матушки надо найти здесь.
Елица огляделась, мелко подрагивая от прохлады. Леден подошёл и обнял её за плечи, легонько растирая. И странно так: в Яви кожа его всегда прохладной казалась, а тут была горячей, не хуже чем у Чаяна. И движения его, казалось бы, резкие, разогревающие, всё равно в негу вгоняли — Елица даже глаза прикрыла и заметила только, как положила ладони на пояс княжича, держась за него. Попросту упасть боялась от накатившей слабости в коленях. Страшно неладное с ней творилось рядом с Леденом: уже и отмахиваться от того глупо.
— Еля, ты как? — княжич взял её лицо в ладони, тряхнул слегка, выдёргивая из морока.
— Не знаю… Странно.
Она подняла на него взор — и словно снова опору под ногами обрела. Нет, это Навий мир с ней шутит, силу забирает. Да только чего же так быстро? Леден погладил её большими пальцами по щекам.
— Хватит стоять. Отойдём от Смородины — она твою душу утягивает прочь.
Не успела Елица и ничего ответить, как Леден подхватил её на руки и быстрым шагом понёс подальше от русла коварного. Окутал жар его с головы до пят. А бок, который к нему прижимался, и вовсе раскалился как будто. Чуть обретя силы, Елица обхватила шею княжича руками и прижалась виском к сильному твёрдому плечу. Хорошо-то как! И неважно, где находишься, лишь бы он обнимал.
Ушли они немного вглубь леса берёзового, в котором не шумело ни единого листочка: только тонкие чёрные ветви свисали едва не до самой земли, касались плеч и голых ступней, вплетались в волосы, пока Леден нёс Елицу сквозь их прозрачную завесу.
— Вот так, — шепнул он, опуская её наземь. — Теперь легче должно стать.
И верно, стоило отойти от реки, как пропал туман из головы, и тело снова обрело силу, почти такую же, как в Яви: стерпеть можно.
— А ты? — Елица не поторопилась отстраняться, позволяя рукам его задержаться на талии. — Разве здесь ничего не чувствуешь?
— Чувствую, — Леден слегка провёл ладонями по её спине вверх. — Но не так сильно, как ты. Я здесь почти свой.
Он улыбнулся не слишком весело. И Елица неосознанно качнулась вперёд, так сильно толкнуло её желание немедленно прижаться к его губам своими. Словно она мыслями не поспевала за телом, которое здесь просто звенело, точно льдинка, от каждого его касания, тянулось к нему, как к единственно живому существу.
— Осторожно, княжна, — его голос неуловимо изменился. — Можешь ошибиться.
Она отстранилась тут же, сбрасывая руки его пленительные, под которыми, кажется, даже рубаха сохла быстрее. Она хотела попасть в эту ошибку, потонуть в ней. Как будто разум очистился вдруг от мирской шелухи, обнажая истинные желания. Здесь всё поворачивалось изнанкой — не скрыть ничего, видно каждую ниточку, каждый узелок вышивки на полотнище мироздания. И от себя здесь не убежать тоже.
Леден всё ж взял её за руку, и вместе они пошли тропкой узкой: только бок к боку и жаться. Скоро закончилась полоса мёртвого березняка — и открылась впереди весь изнаночная, которая в Яви была Полянкой.
Ни единой живой души не было там, лишь тени скользили полупрозрачные: и не мары, и не люди. Только остатки их, что почти растворялись в этом плотном воздухе, который не дарил жизнь, а лишь забирал по капле. Елица сжимала крепко руку Ледена, и, кажется, вышли они уже на открытую дорожку, а всё равно продолжали тесниться друг к другу, пытаясь хотя бы одеждой соприкасаться.
Тихая улица, тёмная, встретила пустотой надколотой крынки. Только пылью пахло здесь, и паутиной на лицо ложилось время застывшее.
Пустые избы, тёмные провалы оконцев без единого проблеска огонька в них. Вот покачивается калитка, зажатая с обеих сторон плетнем — и ни звука, хоть и покосилась она давно. Лишь иногда долетает будто бы шёпот леса кругом. Словно кроны деревьев колышутся сами, без ветра.
— Никогда так много по Нави не гулял, — буркнул Леден, заставив вздрогнуть.
— Скоро придём уже. Сейчас, за околицу только… — Елица с трудом собрала мысли воедино и облекла в слова.
Словно и они тут умирали, если молчать долго.
Катились по небу гранитные тучи вслед за путниками нежданными. И ни единого взора Богов не могло бы пробиться сквозь них. На то он и Нижний мир: из Ирия не дотянешься. И от понимания этого становилось вовсе не по себе. Как оно тут, без заступы, на которую нет-нет, да понадеешься.
Но Елица повернула голову к Ледену: вот её заступа. Как она могла не замечать этого раньше? Он всегда рядом был, как только встретились они. Оберегал, как мог, спасал не раз. Он был в её жизни неотступно, незримо порой — оттого-то и тянулась к нему душа теперь, словно ростками — к свету. Потому что давно он уже часть её.
Скоро осталась за спиной и весь молчаливая. Вытянулся по сторонам бор сосновый — и чем дальше шли смутно знакомой дорогой, тем шире он расступался, открывая простор травяной, да словно соков всех, красок лишённый. Терялись во мгле невысокие холмы жальника местного: старые совсем и поновее. Будто ещё одна весь раскинулась, да только та, в которой поселиться никто
