мозг, мне многое уже стало понятно. Но очень хотелось верить, что всё это — своего рода уловка…”
“В общем, ты злился и хотел получить успокаивающую, удобную, вписывающуюся в картину мира правду. Но услышал, как я понимаю, нечто иное. И теперь это жрёт тебя поедом.”
Иногда способности Деймоса Танатос ненавидел всем сердцем.
“Совершенно иное. Я надеялся найти подтверждение своим представлениям, а потом благородно её простить. Но по факту оказалось, что всё совсем иначе. И мне, пожалуй, почти что нечего “благородно прощать”. Но есть за что чувствовать себя виноватым.”
“Потрясающе. Люди в таких случаях говорят что-то про корнеплоды, которые друг друга не слаще. Или, как вариант, про шило и мыло. В общем, драгоценный мой братец, ты страдаешь ерундой. Но будь так добр, просвети меня: в чём ты там хоть виноват?”
“Она ужасно страдала.”
“Печально. Но жизнь сама по себе, при всех её прелестях, очень сомнительное, полное боли и страданий мероприятие, причём вообще для всех. А уж во время войны она обладает совершенно особенным (и в прямом смысле слова убийственным) шармом. Несомненно, она страдала, но ты тут ни при чём. Винить себя тут уж точно не в чем.”
“Но я никогда не задумывался об этом. Я имею в виду, по-настоящему. Только недавно начал, по правде. И ужасно гордился собой по этому поводу. Я такой великодушный и вот это вот всё… Но я даже наполовину не представлял, насколько ей тяжело пришлось. Она сломана, и то, насколько… А ведь там, тогда, я её ненавидел. Так ненавидел, так злился, что даже в какой-то момент верил, что могу её убить. И теперь это вызывает… целый спектр потрясающих эмоций”
“Ну, ненавидел. А что ещё ты мог к ней чувствовать тогда?”
“Я должен был попытаться разобраться в её мотивах и поступках…”
“Э нет, братец. Сразу видно, что ты у меня божок чего угодно, но точно не психологии. Как бы тебе объяснить, чтобы понятными аналогиями… Слушай, Танатос, пойми одну простую вещь: каждый душевный порыв, каждая эмоция, каждая реакция не появляется из ниоткуда. Они должны чем-то питаться, если хочешь, им нужно топливо. И могу тебя заверить, что… как бы это назвать… потребление топлива для разных душевных порывов очень разное. Тот же страх, например, дешёвая эмоция, как и злость — но мы оба знаем, что рано или поздно выгорают даже они. Но сопереживание и эмпатия… Этот тандем требует огромных душевных ресурсов. Этого не следует ожидать от загнанных зверей, бесправных рабов и обозлённых детей. А мы, если разобраться, были три в одном. Мы не имели особенных шансов на эмпатию, по крайней мере, тогда… Разве что Родас, конечно. Но в его случае это была вынужденная необходимость, которая мы оба знаем к чему привела. А в нормальных обстоятельствах до сопереживания и эмпатии надо дорасти, морально и ментально.”
Деймос помолчал пару мгновений, а потом добавил:
“Кстати, это объясняет, почему даже в мирное время так мало на свете людей, которые способны на эмпатию и сопереживание. Как ни крути, а загнанные звери, бесправные рабы и обозлённые дети во все времена составляли большую часть человеческой популяции.”
Честно сказать, серьёзный Деймос Танатоса всегда немного пугал.
“Это было… неожиданно.”
“Я уже сказал тебе: вдруг что, я всё буду отрицать. Но прямо сейчас я распинаюсь тут для того, чтобы до тебя дошла простая истина. Ты не мог тогда предложить ей понимание, эмпатию, глубокое сочувствие и прочую приятную ерунду в таком же духе. У тебя не было на это ни сил, ни возможности, ни права. В тех обстоятельствах это просто утянуло бы тебя на дно, и ты не был бы здесь и сейчас. И ты не смог бы помочь себе, нам, а в перспективе и ей тоже. Думай об этом, когда тебя в очередной раз накрывает это твоё “не в порядке”. Договорились?”
Танатос усмехнулся.
“Договорились. И Деймос?”
“Да?”
“Спасибо. С той самой ночи в лаборатории я ценю разговоры с тобой так, как ты не можешь даже представить.”
“Нашёл что вспомнить. Нам с тобой ту ночь лучше не упоминать, верно? И да, я закончил и теперь могу провести тебя сквозь защиту. Начинаем веселиться?”
У Танатоса было много того неназываемого, что он хотел в конечном итоге сказать Деймосу. В том числе о той ночи в лаборатории — и многих вещах, которые последовали позже.
Но сейчас было не время и не место.
Как и обычно.
“Работаем, — сказал Танатос. — Веди меня.”
“С удовольствием. Итак, подождите пару секунд: ваш навигатор строит маршрут…”
“Деймос!”
“Ну ладно, как хочешь.”
Перед внутренним взором Танатоса вспыхнули линии и знаки, которые не имели бы смысла для кого-то постороннего. Изобрести свою собственную систему знаков — это было первое, что они сделали в своё время. И, надо сказать, после это им крайне много раз пригодилось.
Танатос глубоко вдохнул, перенастроил зрение и позволил себе себе слиться окружающим миром. Он больше не наслаждался запахами, ощущением леса вокруг, он отодвинул назад все эмоции и переживания.
Пора работать.
*
Особняк семьи Вайс, который лорд Эндрю усовершенствовал и переоборудовал для своих нужд, представлял собой самую настоящую крепость. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что этот особняк в стиле двадцатого века Земли Изначальной лишён всякой защиты — право, от чего может защитить живая изгородь и кованый заборчик по колено? Да и красный кирпич был очень дорогим, но при этом крайне ненадёжным по современным меркам материалом.
Впрочем, это всего лишь то, что было на поверхности.
Если бы какой-то альтернативно одарённый убийца или воришка всё же обманулся этой иллюзией незащищённости, его ждал бы неприятный сюрприз… Хотя, пожалуй, скорее не очень неприятный для начала: будь он действительно так уж наивен, то его остановила бы ещё первая, нетравматичная линия защиты. Данные вирта непрошенного гостя были бы считаны и отправлены в местное отделение робополиции, а сам он получил бы предупреждение о незаконном пересечении границ чужих владений.
Также возможно, однако, что воришка был бы не так прост. Тогда у него наверняка нашлась бы с собой какая-нибудь игрушка, блокирующая внешние защитные поля. В этом случае ему пришлось бы столкнуться с линиями внутренней защиты, каждая из которых была причудливее предыдущих. И травматичнее. На двух последних линиях защиты незваный гость имел все шансы спечься до состояния среднепрожаренного стейка… Но до этого могли дойти только по-настоящему заинтересованные, отлично экипированные личности, которые наверняка знали, что
