class="p1">— Спасибо тебе, — шепчу я. — Спасибо, что вернул мне маму.
— Всегда. Ты можешь научить меня?
Слова перекликаются с теми, что я просила у мамы в детстве, и я сглатываю, когда мое прошлое и настоящее сталкиваются. Она бы его полюбила, думаю про себя, монстр он или нет. Я похлопываю по скамейке и, как моя мама, начинаю учить его, передавая через него ее память.
Через нас.
Катон быстро учится и, несмотря на свои огромные размеры, аккуратно обращается с клавишами. Когда у него все получается, он гордо смотрит на меня, и я влюбляюсь в него еще сильнее, чем прежде. Он видит мое выражение лица и наклоняется ко мне.
Прижимаясь к моим щекам, он нежно целует меня.
— Вспоминать прошлое — это хорошо, но также хорошо и создавать новые воспоминания, чтобы преодолеть грусть. — Он ухмыляется, и я замираю, когда Катон снимает закрывает крышку рояля укладывает меня на нее.
— Катон, — предупреждаю я, но он не обращает на меня внимания, стягивает с меня штаны и плотно прижимается между моих ног, заставляя меня вскрикнуть от внезапного натиска.
Подняв голову, он злобно ухмыляется.
— Вот это музыка, — мурлычет он.
— Ты злой… — слова заканчиваются криком, когда он покусывает клитор.
— Хочешь попробовать еще раз, пара? — дразнит он, обхватывая мои бедра и просовывая в меня свой язык. Мой голос эхом разносится по сцене, как музыка, клавиши сжимаются под нашим весом, посылая случайные всплески песни.
Схватив Катона за голову, притягиваю его ближе, пока он не сменил язык на пальцы, лаская мой клитор, пока я не кончила ему на лицо. Засмеявшись, он облизывает меня, прежде чем взобраться по моему телу, оттаскивая меня подальше от пианино, и становится на колени на скамейке, чтобы приблизиться достаточно близко, и поцеловать меня, прижимая член к моей киске.
Трещина.
Катон исчезает, когда скамейка рушится под его весом, отправляя нас на пол. Я смотрю на него сверху вниз, не в силах сдержать смех, рвущийся с моих губ. Ухмыляясь, он тоже начинает смеяться, глядя на расколотое дерево вокруг нас.
— Думаю, я запомню это на будущее. — Он смеется, а я смеюсь еще сильнее. — Не смейся над своей парой, Талли. — Катон дуется, и впивается когтистыми пальцами в мой бок, щекоча меня и заставляя биться в истерике на сцене.
На сердце и в душе у меня так легко, светло, как никогда прежде, когда рядом со мной моя пара.
— Пожалуйста, прекрати! — В конце концов призываю я, и он, возвышаясь надо мной, ухмыляется.
— Мне снова хочется поиграть на пианино, — говорю ему, и он смеется, целуя меня.
— Тогда мы будем приходить сюда каждый день. Это будет наше место, и ты сможешь научить меня всему.
— С удовольствием, — улыбаюсь Катону.
КАТОН
— Не переусердствуй, если тебе еще нужно пере…
— Катон, — огрызается она.
— Ты через многое прошла, ответы могут подождать… — Я пытаюсь снова.
— Катон! — Она шлепает меня по груди, и я вздрагиваю.
— Да, Талли? — Я тянусь к ней, но она отбивает мою руку.
— Нет, ты не отвлечешь меня сексом. — Я чувствую запах ее желания, и она быстро отходит, как будто зная, что я собираюсь ее полапать, поэтому я дуюсь.
— Может дашь хотя бы полизать твою красавицу? — Я мурлычу, приближаясь к ней.
— Нет. — Она смотрит мне в лицо, облизывая губы. — Нам нужно работать. Я в порядке, я отдохнула. Я поела. Подышала свежим воздухом и сделала все, что ты посчитал нужным, а теперь нам нужно работать.
— Можно тогда позже полакомиться? — Я ухмыляюсь.
— Если ты будешь вести себя хорошо, — хмыкает Талия и поворачивается лицом к столу, и я хватаю ее за бедра и тащу назад, вдавливая свой твердый член в ее маленькую пышную попку, а сам наклоняюсь и покусываю ее шею.
— Я всегда хорошо себя веду, моя пара, — воркую я.
— Работай.
— Хорошо, — бормочу я, но перед тем, как отойти неудовлетворенным, еще раз целую ее в шею. Тем не менее я помогаю Талли, и вскоре мы погружаемся в работу. Ей удалось украсть многие исследования, и то, что мы сохранили здесь, помогает ей восполнить пробелы. Она работает без устали, и если бы меня здесь не было, она бы не вспомнила, что нужно сделать перерыв, поесть или попить. Я слежу за этим, и каждый раз, когда она благодарно целует меня.
Мысль о том, что мы будем работать здесь бок о бок вечно, вызывает у меня почти головокружение.
Мои люди заходят к ней с подарками или просто поздороваться, а она всегда вежлива и добра. Я вижу, что они влюбляются в нее так же, как и я. Даже мой брат проверяет нас и смеется, когда она рассеянно отвечает ему. Он говорит, что она напоминает ему меня.
Он не ошибается, и я не могу быть счастливее.
Похоже, я не один такой, потому что пришла весть о спаривании Акуджи и Арии, и нам приходится закончить работу раньше, чтобы Талия смогла перебраться на его территорию и помочь Арии с подготовкой.
Я вынужден оставить ее с другими женщинами из племени Акуджи. Наблюдаю, как она скрывается в его комнатах, пока Акуджи не хлопает меня по плечу и не утаскивает за собой.
Все это время я хочу повернуться и пойти к ней.
— Ну что, брат, когда у тебя спаривание? — усмехается Акуджи.
Я смеюсь.
— Мы с Талли — люди скрытные, так что, возможно, устроим небольшую церемонию, но ничего…
— Грандиозного, — усмехается Акуджи. — Твои люди не допустят ничего маленького.
Я стону, понимая, что он прав, а Акуджи снова смеется.
— Это того стоит, брат, потому что в конце концов она будет твоей. — Любовь, сияющая в его глазах, заставляет меня улыбаться.
— Ты ее очень любишь, — замечаю я, пока мы бродим с его генералом рядом и радостно слушаем.
— Больше, чем я предполагал, но ты это понимаешь. — Я киваю, и он останавливается, с тоской глядя на меня. — Кто бы мог подумать, что я доживу до этого момента?
— Не я. — Я ухмыляюсь. — Но я ни о чем не жалею, а ты?
— Только о том, что так долго ждал, чтобы заявить на нее права, — шутит он. — Мне не терпится увидеть, как это изменит наш народ и земли. Мы слишком долго прозябали, брат.
— Верно. — Я киваю. — А Самаэль? — Ненавижу вспоминать о нем по такому случаю, но это меня беспокоит.
— У меня такое чувство, что у него сейчас забот полон рот. — Он
