Глядя на мое удивленное лицо, женщина пояснила:
— Ты единственная меня услышала.
И тут меня осенило:
— Это ты говорила про солем?
Она в ответ только кивнула.
— А что это был за сон, мне можно спросить?
— О том, как отравили Баркема, — спокойно объяснила ведара. — Я видела все с того момента, как он съел вилиш, до того, как Беро заколдовал Коннахта.
— Они не хотели тебе говорить, — призналась я. — Чтобы ты не волновалась.
Ведара рассмеялась. У нее был удивительно красивый смех, чем-то похожий на перебор струн арфы.
— Поразительная наивность, — отсмеявшись, сказала она.
Я вдруг сообразила, что обращаюсь на 'ты' к совершенно незнакомой женщине, ведаре, принцессе. Она словно прочитала мои мысли.
— Надеюсь, тебя не смущает простое обращение. Мне, признаться, так легче.
Я пожала плечами, соглашаясь. Если ей так приятней, то я не буду все усложнять.
— А что такое солем? — задала я давно мучивший мое любопытство вопрос.
— Вообще-то, это секрет. Но тебе, — принцесса заговорщицки подмигнула. — Можно. Это толченая чешуя малого огненного дракона.
— А почему у нас о нем не знают? — недоумевала я.
— Тебе намекнуть на отношение к 'низшим' народам, или сама догадаешься? — в усталом голосе ведары не было раздражения, даже какая-то нотка лукавства. Но я все равно смутилась. Могла бы и сама сообразить, что дело, как всегда, в пренебрежении эльфов к другим народам. Это не гоблины неохотно делятся знаниями, это эльфы не считают возможным чему-либо научиться у отсталого народа. Как ответить на это, я не знала и перемене темы обрадовалась.
— Я не представилась, — спохватилась ведара. — Меня зовут Йолла.
— Об этом я догадалась.
— Не сомневалась ни минуты, — снова улыбнулась женщина. — Просто решила уточнить.
— Не знаешь, зачем мы им? — я не думала, что похитители говорили Йолле, но надеялась на ее сны, например. Неопределенность пугала гораздо сильней, чем я готова была признать.
— Мне сказали, что я должна провести для них ритуал. Правда, не сказали, какой. Поклялись именем Великой, что после этого освободят меня и снимут ошейник, — она коснулась рукой механизма.
Что-то в ее голосе заставило меня спросить:
— Ты им не веришь?
— Нет, — она отрицательно качнула головой. — Нет.
— Почему? — все-таки клятва именем Могущественной дорогого стоит.
— Их командир забрал Зуб. Его душа потеряна.
Как она это сказала… Как непреложную истину, как свершившийся факт и, вместе с тем, с жалостью.
— А если он вернет кинжал?
— Он? — ведара горько усмехнулась, потом снова покачала головой. — Он не вернет. Зуб дает ему много силы. Моей силы.
Заметив мое недоумение, Йолла пояснила:
— Он приходит сюда раз в пять-шесть дней и забирает всю магию, что накопил мой дар за это время. Забирает все. Досуха.
Теперь я смотрела на ведару с ужасом. Я читала о таком наказании, о такой чрезвычайно болезненной пытке. Не удивительно, что Йолла выглядела больной и пролежала в беспамятстве так долго.
— Это чудовищно, — выдохнула я. — Как можно делать такое?
— Ему нужна сила, он ее получает, — спокойно ответила женщина. — И он всегда будет желать ее, желать могущества. Раз попробовав, отказаться не сможет. Именно поэтому я не верю.
— Нас найдут! — с отчаянной убежденностью сказала я.
Она погладила меня по руке.
— Когда-нибудь, наверное…
Я подумала, что Йолла пропала месяца два назад, и ее до сих пор не нашли…
Часы тянулись, складывались в дни, молчаливый охранник заходил уже двадцать раз. Значит, я провела в пещере не меньше десяти дней. Бедный Нэймар. Если первое время я еще держалась, то к концу недели едва могла сдержать слезы, когда думала о любимом. Мне было его бесконечно жаль, даже страшно было представить, что он испытывал. Мало ему было проблем в герцогстве, так еще и меня потерял…
Мы с Йоллой много разговаривали. Она рассказывала о некоторых обычаях своего народа, я в свою очередь говорила о Бербурге, о Баркеме, о Беро, о Мунире… И мы никогда не обсуждали с ней Нэймара. Ни разу за эти дни. Пока как-то вечером Йолла сама не спросила меня о муже. Я не выдержала и расплакалась. Вся горечь, все переживания, вся боль, душившая меня это время, все выплеснулось рыданиями, которые я не могла сдержать. Спрятав лицо в подушку, я плакала, мечтая только об одном, — оказаться в объятиях Нэймара, быть рядом с ним. Ведара сидела на моей кровати и нежно гладила меня по голове, приговаривала что-то утешительное. Когда я начала мало-помалу успокаиваться, Йолла легла рядом со мной и, приобняв, продолжала утешать. Как сестра, которой у меня никогда не было. Кажется, так мы и заснули в обнимку.
Мне приснился странный сон. Он был какой-то осязаемый, но замедленный, словно сам воздух сковывал движения. Привиделся кабинет Нэймара в Вороне. Первое, что я увидела, был наш портрет, висевший раньше в библиотеке. Он стоял напротив стола мужа, но изображение Нэймара было занавешено, словно кто-то не хотел все время натыкаться на него взглядом. С трудом повернув голову, я увидела Нэймара. Бедный мой… Он сидел за столом в своем кабинете и, кажется, задремывал над какими-то бумагами. И немудрено, он явно валился с ног от усталости. Выглядел ужасно. Осунувшийся, под глазами черные тени, словно он не спал несколько дней и столько же не ел.
— Нэймар, — окликнула я, надеясь хоть во сне поговорить с ним.
Он вздрогнул, проснулся и посмотрел на меня. Во взгляде отразились такое горе и отчаяние, что стало жутко. Нэймар медленно встал и, не сводя с меня глаз, схватился за спинку кресла.
— Эрея, пусть это будет дурной сон, — прошептал он и закусил губу. А в глазах начали собираться слезы.
— Милый…
— Скажи, что ты жива, что ты не призрак! — взмолился он, а по щекам скользнули слезы.
— Я жива! — выпалила я, ощущая, что сама плачу. — Жива, милый, жива!
Он, сцепив руки на груди, рухнул передо мной на колени со словами 'Хвала Эрее'. Преодолев сопротивление воздуха, я опустилась на пол рядом с Нэймаром… Небо, как жаль, что это всего лишь сон, что на самом деле Нэймар сходит с ума от беспокойства. Полный надежды и боли взгляд его серых глаз пронизывал, привязывал. В этом ненастоящем мире, в этом странном сновидении существовали лишь мы двое. Если бы так было и в реальности. Если бы… Нэймар потянулся ко мне, хотел так знакомо погладить тыльной стороной пальцев мою щеку, словно поправляя выбившуюся прядь… Я почувствовала тепло его руки, но не ощутила прикосновения. Во взгляде любимого появилась горечь. Я хотела обнять Нэймара, утешить, но руки прошли сквозь любимого… Мы были так близко… и в тоже время так далеко друг от друга.