– А-арт, – всхлипнув, закусываю губу. Всё слишком, на грани. Кажется, меня сейчас разорвёт на части.
Муж целует в плечо, растирает бока и, плавно отстранившись, так же медленно толкается. Охнув, сама тянусь за ним. Арткур сминает ягодицы, разводит их чуть в сторону и размашисто вонзается вновь. Меня подбрасывает вперёд, но мужчина держит крепко и с каждой фрикцией усиливает напор.
Нас очень быстро накрывает лавина порочного удовольствия. Мой стон тонет в его шумных вздохах. Ноги трясутся и подкашиваются. Но Арт подхватывает и, садясь на влажную траву, устраивает в кольце рук.
– Ты просто нереальная, Веда, – сбивчиво шепчет Арткур, убирая влажные волосы с лица и целуя в щёки, нос, губы. – Безуминка моя.
– Сам такой, – вяло огрызаюсь, сыто улыбаясь. – Ещё полетаем?
– Налетаемся весь отпуск, – обещает мужчина и взмывает в небо.
Мы вновь летаем до самого вечера. И уставшие, но безумно довольные возвращаемся в наше бунгало. Остальные в наше отсутствие приготовили ужин, разожгли костёр на пляже и наслаждаются ленивым отдыхом. Падаю рядом с Орионом. Мужчина зарывается в волосы и делает глубокий вдох.
– Ммм, пахнешь сексом, – урчит наглец.
– Отсядь! – фырчу, покраснев, а мужчина хохочет. Гад.
Сбегаю от них, быстро принимаю душ, переодеваюсь в шорты и тунику и возвращаюсь к мужьям. Орион порочно улыбается и, поиграв бровями, зовёт к себе под бок. Вредничаю и сажусь ближе к Проциону. Его Высокомершество что-то читает на планшете, машинально обнимает и поглаживает по пояснице, разгоняя очередное возбуждение. Этот остров определенно как-то ужасно влияет на меня!
После сытного и веселого ужина. Мы с Проционом как дежурные по кухне. Не знаю, кто нас назначил, но не суть. Так вот, мы прибираемся, загружаем посудомойку, тушим костёр и убираем золу. А после долго гуляем по пляжу, держась за руки и смотря на огромные яркие звёзды. Минтакиец, так же как и я, любит космос, одиночество и звёзды. И это, похоже, единственное, что в нас общее.
Проци тянет меня и садится прямо на ещё тёплый песок.
– В юности я мечтал бороздить холодный космос. Когда поступал в академию, ставил цель развить боевые и лётные способности, чтобы вырваться из семьи и улететь осуществлять мечту, – делится со мной Процион.
– А сейчас? О чём ты мечтаешь сейчас?
– Кажется, разучился мечтать, – криво усмехается муж, приобнимая и растирая предплечья. – А ты?
– У меня всё есть, – пожимаю плечами.
– Хочешь признание? – шепчет Процион, склоняясь.
– В любви? – усмехаюсь. Минтакиец выгибает платиновую бровь, надменно сверкая васильковыми глазами. Скрещиваю руки на груди и тоже осматриваю его свысока.
– Обязательно и в любви признаюсь, – хмыкает Проци. – Я пришёл к тебе на отбор, чтобы проиграть, опозорить отца. Чтобы с чистой совестью отречься и освободиться от семьи.
– Как-то ты не сильно старался. Точнее, наоборот, очень старался остаться, – хихикаю, не поверив.
– Просто ты меня покорила, мелкая, – пихает в плечо муж. – С первой встречи у ворот.
– Это мило, – бурчу, потирая грудную клетку. Сердце сжимается от его признания. Я ведь помню нашу встречу и была тогда не в лучшей форме, с красными от выплаканных слёз глазами и в сомнительной одежде.
– Иди ко мне.
Процион перетаскивает меня на свои ноги и, крепко обняв, зарывается носом в волосы. Мы смотрим на набегающие волны и молчим довольно долго. Его тёплое дыхание щекочет кожу, а руки даруют тепло.
– Перед тобой устоять сложно. Ты самая удивительная женщина в галактике. И я люблю тебя, моя капризная девочка, – шепчет мужчина в ухо, оставляя поцелуй на виске.
– Правда? – бормочу ошеломленно.
– Любовь бывает очень жестока, – усмехается бессмертный муж.
– Ах ты! – вспыхиваю, хочется прибить его. Но Процион стискивает сильнее, не позволяя развернуться, и громко смеётся от моего пыхтения. Опрокинув на спину, муж удерживает за кисти и нависает.
– Иди в бездну! – обиженно пихаюсь. – И я тебя не люблю. Страдай теперь один.
– Любишь, – журит минтакиец и звонко целует в губы. – Ты моя Вейла, и я вижу твою любовь в глазах.
– Глазастый, – фыркаю, покраснев, и меня вновь целуют.
Мы до поздней ночи валяемся на пляже. Целуемся до саднящих губ и нехватки воздуха. Смотрим на звёзды и говорим обо всём. Процион рассказывает своё прошлое, я делюсь своим. И я засыпаю в умиротворении и полной неге.
Просыпаюсь чуть раньше рассвета из-за разницы в часовых поясах. Смотрю в окно на предрассветное тёмное небо и мечтательно закусываю губу. Спать больше не хочется, да и в комнате очень душно. Соскочив с кровати, распахиваю стеклянные двери, ведущие к балкону, и выхожу подышать ночным воздухом.
Устроившись в плетеном кресле, закидываю ноги на перила и готовлюсь встретить рассвет. Краем глаза замечаю, как по перегородке ползёт толстый змеиный хвост. Причём ползёт к моим ступням. Дёрнувшись, разворачиваюсь.
– Испугалась? – улыбается Орион, он на соседнем балконе во втором своём обличии. Похоже, спал прямо на открытом воздухе, на полу валяется матрас и подушка.
– Удивилась. А ты чего сменил форму?
С любопытством подхожу ближе и, схватив упругую конечность, рассматриваю чешуйки. Цвет хвоста переливается от чёрного к лазурно-голубому и слегка мерцает в свете последних звёзд.
– Не привык так долго прятать суЧность, – с иронией отвечает Ори и накручивает на кисти кончик хвоста.
– Кстати, да. Чжанг вот всё своё прибывание на Ахернаре ходил хвостатым. А ты – ни разу. Почему? – зачем-то вспоминаю альфардца, которого мне сватал змеиный дедуля.
– Чжанг просто идиот, – закатывает глаза муж, а кончик хвоста ползёт по предплечью выше. – Ахернарцы, не привыкшие к нашей расе, и чтобы не смущать, не пугать, не отвлекать никого, хожу двуногим. Это просто элементарный светский этикет.
– Ну, не знаю. Меня не пугает твоя конечность. Папа Даниэль говорит, что вам хотя бы пару раз в месяц нужно перевоплощаться, чтобы не атрофировались мышцы, ну и сущность требует свободы. А ты почти четыре месяца сдерживался! Не нужно себя мучить! У нас толерантная планета! – покачнувшись, подхожу ближе к перегородке. Просто наглый хвост уже обвил весь торс и потянул к себе.
– Ты так соблазнительно отчитываешь меня, – урчит мужчина. Конечность теперь ползет между грудями вниз, к животу.
– Что ты делаешь, – бурчу, стараясь отпихнуть наглеца.
Но хвост продолжает захватнические действия, подползает в промежность и щекочет через тоненькие шорты.
– Орион! – задохнувшись от возмущения, свожу ноги вместе.
– Не кричи, разбудишь побратимов, – шипит змеёй альфардец и тянет руки. – Иди ко мне, у нас будет сладкий рассвет.
– Ты ужасно порочный, – смущённо цепляюсь за предплечья, и меня поднимают. Упругий хвост будто придерживает, а по факту давит и сжимается между ног, посылая сладкие импульсы возбуждения по телу.
– Не помню, на чём мы остановились, но начнём сначала, – Ори разводит мои ноги и, посадив на свой торс, закрывает рот поцелуем.
Всхлипнув, обнимаю за шею и кусаю за губу. Его хвост безустанно двигается по моим складочкам, касается клитора и отступает, обвивая бёдра. Меня всю трясёт в крепких руках, но Орион не останавливается, целует жадно, выпивает все мои звуки и мучает.
Чувствую спиной прохладные простыни и распахиваю глаза. Орион уже вернул себе ноги и совершенно голый. Отстранившись на свои пятки, мужчина тянет за мои шорты вместе с безнадёжно мокрыми трусами, помогаю раздеть меня и смущаюсь. Просто он смотрит так похотливо и жадно. Аж нутро скручивается в тугой узел. Да и утро всё-таки вступило в свои права, и комната светлеет, открывая всё больше и больше голого мужского тела.
– Как ты очаровательно краснеешь, – усмехается Ори и тянет теперь за лодыжки, вклиниваясь между ног.
Альфардец падает на вытянутых руках и, склонившись, лижет вершинку груди. Втягивает тугую горошину в рот, посасывает её. Меня выгибает от его ласк. Упираюсь макушкой о матрас и трусь о вздыбленную плоть. Я уже возбуждена и на пределе.
