Мы застыли посреди комнаты лицом к лицу, соприкоснувшись лбами, поддерживая друг друга. Шатало обоих. И если со мной весь этот ужас случился впервые, то с ним?..
Я не представляла, как он выдерживает эти пытки, как может еще сохранять рассудок, сопротивляться?!
Свет горел. Я была уверена — за нами наблюдает не одна пара глаз. Наблюдают с целью понять, как сломить нас… его…
«Дождь» продолжался долго. Вода исчезала во множестве крошечных отверстий, что имелись в полу капсулы. Влага насквозь пропитала нашу одежду, заставила меня дрожать от холода. И бессилия. Хотелось выть, кричать, умолять о помощи… Вот только кого? Тех, кто, отправляя меня сюда, наверняка предвидел мою реакцию?..
Колючие струи воды пропали так же неожиданно, как появились. Все — свет, вода и шум — исчезло одновременно. Но мы какое-то время по инерции продолжали стоять. Лично я не верила, что это конец. Да и сил на то, чтобы отстраниться, не было.
Но тьму и тишину ничто не нарушало. И постепенно в сознании начал разгораться лучик слабой надежды — все! Едва мысль была осознана мною, как силы (непонятно какие), поддерживающие меня, исчезли. Тело рухнуло на влажный пол. Прямо в лужи скопившейся в углублениях влаги.
Мне хотелось одного — наконец-то забыться в спасительном беспамятстве.
— Пей! — шипение роденца было слабым, но я услышала его. И даже попыталась понять. О чем он?
— Пей воду на полу, — с надрывным усилием повторил он.
Одного его совета я уже не послушалась…
«На что способны обитатели этой базы?» — называть их людьми я была не способна.
Сил хватило лишь на то, чтобы уронить голову набок, щекой прижавшись к мокрой поверхности. Губы приоткрылись, и я втянула в себя несколько глотков воды, что скопилась в ямке возле лица. О том, что уподобляюсь животному, не думала. Думать не могла совсем — слишком ужасно болела голова и давило собственное бессилие.
Где-то рядом своим замерзшим телом, закованным в мокрую броню одежды, я ощущала другое тело. И его присутствие сводило с ума, порождая в душе отчаянный вопрос:
— Это еще повторится?
— Да, — хриплое шипение ответа. — Каждый день. Иногда не по разу. Спи. Времени мало.
Душу заполнила ненависть. Горькая, отчаянная и злая. Ненависть к своим, к тем, кто был способен на такое. И спать я не могла, вопреки отчаянному желанию. Слишком мое тело и психика были не приспособлены к таким «перегрузкам». Постепенно приходило осознание — то, что во время мучений было мне недоступно. До меня начал доходить весь ужас моего нынешнего положения…
Его безысходность…
«Отпустят ли меня домой? Вырвусь ли я когда-нибудь из этого места?»
Но я отчетливо понимала, что свидетели таких событий никому не нужны. И что меня уже «списали», низведя до положения расходного материала. И это было страшно.
От внезапного «отходняка» затрясло тело. Зубы стучали, дрожь волнами прокатывалась по членам. О сне не могло быть и речи.
«Объект» — до меня только сейчас дошел смысл этого слова во всей его неприглядности. Ничем не прикрытая правда.
Роденец придвинулся вплотную, заставив в первый миг вздрогнуть, ощутив в темноте прикосновение к коже влажной одежды. И замереть — неужели вот сейчас?..
Но есть меня никто не стал. Мужчина лишь тесно прижался ко мне, позволяя укрытому где-то в глубинах наших тел теплу объединиться, удвоив усилия по обогреву наших переохлажденных организмов. Его руки потянулись к моим ладоням, сжимая их, растирая. На большее не хватало сил.
— Такому нельзя подвергать женщину, — яростно прошипел он. — Вы — чудовища!
А я почувствовала, как из глаз потекли соленые ручейки. Так дико было в этом странном, опасном и чуждом существе обнаружить созвучные собственным суждения. Только я бы выразилась иначе: подобному нельзя подвергать никого — ни мужчину, ни женщину. Это крайняя форма проявления бесчеловечности.
Времени на отдых действительно оказалось мало. По моим ощущениям прошел час, возможно полтора и… все повторилось!
В этот раз я уже знала, чего ожидать, но от этого испытание не стало проще. Лишь усилило во мне ощущение подступающего безумия.
«Я не выдержу тут, просто тронусь. И сама начну кидаться на людей и кусать их!»
И снова в долгожданной холодной тьме, что опустилась после окончания новых мук, безмолвной поддержкой и утешением мне служило большое и теплое мужское тело.
Но даже в этом стремлении помочь я ощущала настороженность и некую отчужденность роденца. Он явно избегал большего сближения (насколько это вообще позволяла наша ситуация). Стоило мне перестать дрожать, как он отодвигался, исчезая в безмолвной тьме капсулы.
Да и меня, обуреваемую сумасшедшей слабостью, отчаянием и страхом за будущее, на контакт не тянуло. Не было ни сил, ни желания, ни доверия к чужаку.
В таком режиме ада и молчаливой поддержки прошло два дня. Можно ли сказать, что я их выдержала? Нет. К началу третьих суток в проклятой капсуле состояние мое было неописуемым. Я с трудом осознавала происходящее, находясь то ли в трансе, то ли почти в коме. Мозг слабо реагировал на любые внешние сигналы, внимание было рассеянным. Сознание банально не выдерживало таких психологических и физических истязаний. Все эти дни я ничего не ела и не пила, кроме нескольких глотков грязной воды.
Я либо, обессиленная очередным адским испытанием, безвольно лежала на полу, либо стояла, укрываясь от шквала воды, поддерживаемая роденцем.
Тактика военных была очевидной. Эти чередования периодов тишины и безумия неминуемо подкосят любое сопротивление, постепенно сведя с ума и истощив психологически. И я даже с какой-то затаенной надеждой ожидала появления группы «переговорщиков», надеясь, что пленник сдастся и… заговорит.
«Что будет со мной дальше?»
Измученную голодом и пытками меня это больше не волновало. Все лучше, чем сейчас.
Настал третий день моего заточения с «объектом»…
Первоначально я не обратила внимания на небольшую нишу, где, закрывшись непрозрачной шторкой, можно было обеспокоиться какими-то своими физиологическими потребностями. Подобное раньше было немыслимо для меня, учитывая странное и, вероятно, опасное соседство. Но за эти два дня я стала куда сговорчивее и гораздо менее принципиальной.
Тем более что темный взгляд мужчины ужасно пугал. Он все чаще смотрел на меня слишком пристально: не отрываясь и словно забывая о том, что делает. И когда отступала тьма, я инстинктивно искала способ укрыться от этого взгляда.
Когда нам дали выспаться, а мое напряженное ожидание начала «свистопляски» себя не оправдало, я рискнула спросить:
